Читаем Есаулов сад полностью

Теперь надо объяснить, почему между юношескими записями и поздними, конца 70-х – начала 80-х годов, такой временной провал. А потому. Исподволь готовил я себя к поражению и разнес то, что считал необходимым утаить, по домам друзей. Записные книжки 1952—1982 годов я отдал моей сестре милосердия Юлии Пушкиной с наказом: когда катастрофа грянет – молча, без телефонных звонков, отнести Дмитрию Гавриловичу Сергееву, и да хранятся они сколько Богом будет отпущено. Юлия Валерьевна выполнила мою просьбу. Уйма толстых тетрадей перекочевала в домашний архив писателя-фронтовика. Но в 1985 году в городском дворце спорта, при стечении пяти тысяч публики, начальник Иркутского областного Комитета госбезопасности С. С. Лапин объявил громогласно, что зэк имярек при попытке к бегству застрелен охраной 36-й политзоны на реке Чусовой. Ложная весть мгновенно стала достоянием полумиллионного города. И тут что-то надломилось в Дмитрии Сергееве. Он замкнулся, затаился.

Когда, уступая давлению Запада, М. С Горбачев освободил политических, я вернулся домой, на Ангару, и скоро пришел к Дмитрию Гавриловичу забрать мои тетради. Не глядя старому товарищу в глаза, Сергеев подавленно молвил: «У меня нет твоих записок, Боря. Мне никто их не давал». Я удалился в тягостном состоянии.

Тайна пропажи записок остается тайной до сего дня. Д. Г. Сергеев умер, я успел навестить его, обнял на прощанье…

Эти отрывочные строки и страницы собраны из разных источников. Не ведаю, разумно ли мое решение: в Избранном опубликовать сокровенное. Но публикую.

Б. Ч., 2006

Часть I 

Книжка первая. Школьные годы.

1952 год, декабрь.

25 декабря. Решил писать дневник. Пустословить не хочу, буду записывать – как я думаю – полезное для себя. Например, делать выводы из прочитанных книг.

26 декабря. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России. Салтыков-Щедрин.

27 декабря. Писать нечего, разве что немного о книге Сенкевича «Крестоносцы». С исторической точки зрения книга неплохая, многое оживлено, но Сенкевич преувеличивает значение отдельных рыцарей в сражениях. Но, наверное, иначе было бы скучно. А о двух русских полках под Грюнвальдом совсем мало. Получается – о рыцарях много, а о полках, которые что-то значили, мало. Странно.

28 декабря. Конец четверти, а я все читаю. После уроков пошли к Жорке Разгильдееву и порылись в кладовке, нашли книгу Ингерсолла «Совершенно секретно». Писатель принимает слишком много на американскую армию, а роль трудового народа до него не дошла. Но армия США, как и всякая другая армия государств ООН, состоит из простых людей, которые хотят мира. Ингерсолл сам без этих людей не может существовать.

31 декабря. Пропускаю два дня, писать нечего. Смотрел «Мексиканскую девушку». Фильм не закончен.

1953 год

11 января. Пробежали зимние каникулы. Играл в шахматы со своим учителем Николаем Поваляевым и стал обыгрывать.

«Детство – отрочество – юность» Льва Толстого. Николай похож на меня, т. е. я на него, потому что он жил до меня. Потом Белицкий «Бацилла NO-78», однообразно.

Завтра в школу, уже вечер, а уроки не сделаны за все каникулы.

18 января. «Каменный пояс» Федорова. Начало захватывающее, а затем монотонность. Если бы дотянул до революции, я бы уснул, а так дочитал силком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза