Разговор с Демьяненко, она на филфаке, а училась со мной в 9-й школе, но в 10 Б. Я говорю о том, как перевестись на филологический. Люда приносит мне программы по тем предметам, которые придется досдавать. Паникую: может быть, остаться на юридическом, а военка закончится – удрать, чтобы не распределили в прокуратуру или милицию. Нет, буду читать…
Часть II
1960 год
Гавриил Кунгуров занимался историей Албазинской крепости. Я попросил о встрече. Прическа под Алексея Толстого не вызвала у меня почтения. А он кокетничал: «С юридического, батенька, еще не выходило порядочных литераторов». – «Апполон Григорьев». – «Ну, какой же это литератор? Цыганщик». Я сказал дерзость: он, Григорьев, лучше Кунгурова. И мы расстались.
Марк Гортвангер (Сергеев) едет со мной на лекцию в воинскую часть, нас сопровождает лейтенант. У площади Декабристов Сергеев забегает домой, лейтенант торопливо спрашивает, что написал Марк Сергеев, я что-то вру безбожно (не читал).
Мое крещение благополучно, но запала хватает только на полчаса. Мы идем пешком обратно, Сергеев долго говорит о недостатках моей речи, прежде всего она неоптимистична, а надо, чтобы слушатель вдохновился. Но он напишет положительную рецензию, и я в процессе дальнейших чтений наберусь опыта.
Ездил с лекциями в Нижнеудинск и под. Поселок Порог, чудо речка Айса. В Пороге лесоучасток и колхоз. Геологи, застигнутые ненастьем, любители абстрактного искусства, поспорили после лекций. Заезжая изба, одиночество. Вода поднимается в Уде. Не выбраться. Но если ненастье прибавит воды, пороги закроет. Но лодочник Фурзанов, бугай, гоняет и через пороги. Меня отговаривают ехать с ним, утопит. У Фурзанова умирает жена, а он пьет, водит лодку и подолгу сидит с мужиками у клуба. С тоски иду по домам, книжек просить. У соседа богатая библиотека – Блок, Брюсов, Заболоцкий. Оказывается, сын его учится у нас на филфаке.
Поселок Шум. Библиотека при рабочем клубе, ни души. На мой рассказ собралось нехотя человек десять.
Поселок Кирей-Муксут. Пьяненький студент. Дурацкие вопросы о судьбе Маленкова. Ночую у парторга Брянцева, его нет, «пьянствует», – сказала жена. В доме запах кислого, всамделишные коврики, я затосковал по дому, не иркутскому, а по материнскому.
Как я и ожидал, Фурзанов не довез меня до большой дороги. Долго мы (я и прораб лесозавода) идем через поля, залитые полой водой. Стоит высокое солнце. Я читаю стихи на память, прораб радуется, что нет дороги, мы ползем пешком, и я читаю стихи.
Видел босых ребят, как они бродили по холодной ненастной воде, и подумал: не мерзнут. Потом: я совсем забываю детство.
Прораб говорит: лес лучше чем завод.
Воспоминание: голубь, большой брат Вадим. Стеклянная керосиновая лампа. Слепые дожди.
Портрет однокурсника Москвитина: «Бундесверовцы парни здоровые, дерутся прилично, я таких уважаю».
Воспоминание. Школа. Пустой коридор. Доска почета. Инженеры, секретари, учителя. Ни одного рабочего. Стиль Анастасии Степановны Шикониной.
Воспоминание. Сосед – райпрокурор, ходит по двору с плеткой в одной руке и Маяковским в другой. Домработница, красивая тетя Надя, прокурор выдает ее за китайца-приискателя, старика. Сватовство идет через маму. Старик сидит в гостях, курит трубку, пергаментной рукой гладит крутое плечо тети Нади. О, моя родина.
Коля Винокуров из пединститута, рассказ «Да, мне нравилась девушка в белом», сентиментальный. Коля курит трубку, но зубы у него белые, не как у китайца-приискателя.