Читаем Есаулов сад полностью

Серёньку же вдруг прострелило – голубой цвет показался ему цветом родины, нет, не огромной России (Россию мальчик всегда видел зеленой и золотой), а родины малой, и все любимые друзья Серёньки, все девчонки и мальчишки, в синей, вдали густеющей, дымке привиделись ему. То был цвет возраста.

Позже к Маленькому портному придут другие цвета, подчас темные и мрачные, но сейчас, сидя за машинкой, он бежал по лугу, усыпанному голубыми васильками.

Слушание собственной швейной машинки заняло мать, а сам Серёнька тоже увлекся новым делом и голубыми лоскутками, – и оба они, мать и сын, не заметили, как кухонная дверь поползла, и в комнату вошла женщина с красивой девочкой об руку.

Это была та самая важная заказчица, жена главного урийского начальника, с дочкой. Гостьи кашлянули. Мальчик оглянулся и страшно смутился, он никак не ожидал столь быстро увидеть девочку Стеллу в нищенском их доме на Шатковской. Хотя сильное воображение успело начертать радужную картину: много позже, став знаменитым портным, он примет заказ у городской красавицы Стеллы – летний сарафан на тонких бретельках – пока Серёнькина фантазия не распространялась дальше светлого, однотонного сарафана, хотя уже и сейчас, в простой фантазии, наличествовал строгий вкус мальчика. Но знатная женщина и ее дочь явились так внезапно, так неожиданно…

Важная гостья была вежлива до приторности.

– Васильевна, у вас плохо со зрением? Ну, не переживайте, голубушка. А мальчик, какой славный мальчуган заменил вас у машинки. Как звать тебя, мальчик? Сергей? А отрез мой, подумаешь, пошел в брак, эка беда, для нас это не беда, – лепетала гостья. – Стеллочка, смотри, как ловко чувствует себя Сережа за швейной машиной.

– Я бы тоже училась шить, но ты считаешь это занятие плебейским, – проговорила Стелла, ее мать зарделась и тут же увела в сторону опасное признание девочки:

– Ты меня неправильно поняла. Я боялась, ты станешь сутулиться за машинкой. Но теперь, воодушевленная Сережей, разрешу тебе шить…

Под пустую бурутьбу важная гостья забрала покромсанный отрез, и они удалились. Из дверей Стелла, оглянувшись, улыбнулась Серёньке («я выполнила свое обещание», – сказала ее улыбка), и снова благословенная тишина вошла в дом Маленького портного.

Так Серёнька в двенадцать лет оказался приставленным к ремеслу, и дела шатковалко пошли. Почти все материнские заказчицы доверили мальчику пошив новых платьев, а кое-кто рискнул заказать Серёньке иные подробности туалета. Серёнька смущался поначалу, но скоро решил: «Там, где велит свое работа, надо подчиниться велению». Но волнение схватывало Маленького портного всякий раз, когда заказчицей выступало юное существо, здесь, видимо, причиной была ранняя чувственность мальчика, взращенная всегдашним женским окружением и женской опекой.

В летние дни, набухшие теплом и запахом молодой крапивы, – из ее лепестков получался вкусный зеленый борщ, – Серёнька в очередной раз растерялся, когда переступила порог Тая Фатеева, соседская девочка, и, переминаясь, ибо тоже была смущена, просила пошить всего лишь белый саржевый фартук для выпускного десятого класса, с гипюром, белым же, по груди и кокетливым вытачками. Они стояли друг против друга – Серёнька и Тая

– боясь прикосновения.

– Тая, – признался Серёнька, – я никогда не шил белоснежных фартуков.

– Не бери в голову – фартук. Потом я попрошу тебя сшить другое, – Тая улыбнулась Серёньке сестринской улыбкой.

Мальчик измерил ширину Тайного плеча, затем, с колотьбой в сердце, объем груди (из ханжества я чуть было не написал – объем бюста), прикинув сантиметры на вырост. Будучи наблюдательным, он знал, что к десятому классу девочки перестают тянуться, но природные силы в этом возрасте столь велики, что девочки, лучше сказать девушки, все еще поднимаются, словно на опаре, преображаясь в дивные существа, и лица их светятся в сумерках волшебно и матово.

Трудно, но празднично шло первое рабочее лето мальчика. Серёнька чередовал шитье с хлопотами на огороде. Посеять и взрастить раннюю рассаду помидор и огурцов, высеять редис, репу и редьку, тыкву и подсолнухи, а также кукурузу; и не забыть из подпола вовремя вынуть картофель, прогреть в избе и прорастить, – множество привычных забот окружало мальчика, а еще он должен был кормить поросенка и кур. Серёнька все знал и умел делать с давешних лет, но теперь он выступал не на побегушках, а в качестве хозяина, и мальчику иногда не хватало времени выполнить все намеченное на день. Опомнившись, он как-то хватился – не заготовил впрок коровьи лепехи, которые в прошлые лета собирал за стадом, чтобы завести компост в железной бочке и подкармливать органикой слабую рассаду, иначе помидоры и капуста не уродят. Добрый Титаник привез из воинской части нитраты в гранулах и предложил Серёньке, но Серёнька, зная наказ мамы, наотрез отказался подкармливать огород наркотиками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза