Есенин: Обещая встречу впереди

Как-то в школе преподаватель Закона Божия увидел у соседа Есенина по парте Писание, обёрнутое в листовку, — её, наверное, тоже из Москвы привезли. Преподаватель взял её в руки и ахнул: текст «Марсельезы»! А Сергей, по воспоминаниям товарища, к тому времени уже знал, что это за песня.

Есенин был одним из зачинщиков издевательств над Кулаковым — тем самым попечителем, барином, владельцем усадьбы.

На самом деле Иван Петрович Кулаков происходил из обычных крестьян, поднялся так же, как и есенинские деды, но в отличие от них не разорился, а своё состояние удесятерил и купил поместье. Он держал в Москве, на Хитровке, доходные дома. В родном селе, как мы помним, он помогал училищу; несмотря на это, односельчане его не любили.

Когда в училище, забрав прямо с урока, арестовали по причине неблагонадёжности учителя Александра Воронова, пошли слухи, что Кулаков к этому причастен, — и вот тебе уже и стихийные волнения: дети и подростки начали кружить возле кулаковского дома, распевая бестолковую, но обидную частушку:

В Константинове есть барин

По фамилии Кулак,

Попечитель нашей школы

По прозванию дурак.

Утверждают, что частушку сочинил десятилетний Есенин, — ну, дело нехитрое.

«Очень азартным, — вспоминают, — во время нашего пения был Серёжа. В чёрной поддёвке, с шарфом и в шапке, но без пальто, с палкой в руке. Этой палкой он дирижировал во время пения».

Скажут: детское хулиганство. Да-да; но при других обстоятельствах отсюда полшага до настоящей смуты: так и начинается любой бунт.

А то, что ему было десять лет, — так и отец его, и дядья, и деды крестьянским трудом занимались лет с шести, а с двенадцати уезжали от родителей во взрослую жизнь, в огромный город, и там барахтались — почти как Сергей, брошенный дядькой в Оку.

* * *

Учёба в Константиновском земском училище продолжалась четыре года. Вместе с Сергеем поступили 38 мальчиков и всего восемь девочек: крестьяне традиционно считали, что девочкам учение не пригодится.

К завершению учёбы, в 1909 году, из этого набора останется только 11 человек — остальным хватило знаний, полученных в первый год.

В училище, согласно документам, библиотека для внеклассного чтения состояла из 258 книг: Аксаков, Гарин-Михайловский, Гоголь, Гончаров, Грибоедов, Достоевский, Жуковский, Кольцов, Крылов, Мамин-Сибиряк, Лермонтов, Пушкин….

Из Некрасова и Никитина он многое по собственному желанию выучил наизусть.

И Гёте был, которого Есенин много позже вдруг назовёт своим учителем, и диккенсовский «Оливер Твист», о котором вспомнит в одном из поздних стихотворений, и «Робинзон Крузо» Дефо, и лучшие романы Жюля Верна, и сочинения Фенимора Купера про индейцев, не вызвавшие у него ни малейшего интереса.

Отдельная библиотека была у священника и школьного законоучителя отца Иоанна Смирнова.

В константиновском храме тот служил полвека. В 1863 году именно он венчал Фёдора Андреевича Титова и Наталью, в 1870-м — Никиту Осиповича Есенина и Аграфену, а в 1885-м Никиту Осиповича отпевал. Он же крестил и отпевал брата и двух сестёр Сергея, умерших в младенчестве. Крестил и самого Сергея.

Батюшка ещё в первом классе выбрал Серёжу, его троюродного брата Николая Титова и их товарища Андрея Мамонова для прислуживания в алтаре; вскоре они получили и доступ в дом к гостеприимному священнику, где у него — вот чудеса — были журналы, а в них — стихи современных поэтов: только-только написали — а уже можно прочесть.

Листая эти издания, Сергей наверняка однажды подумал, что так, должно быть, и выглядит счастье: вдруг увидеть своё имя и свои слова опубликованными — и все, все это прочтут.

Радость от доступа в дом законоучителя не избавила Сергея от его традиционного озорства.

Навыки, полученные Есениным ещё до школы (когда он покупал просфору и вместо священника делал на ней вырезы перочинным ножом, экономя две копейки), пригодились, когда пришёл черёд обманывать отца Иоанна. Шутке с просфорой Сергей научил Мамонова и Титова — только теперь они уже собирали пятаки с константиновских селян, пришедших в церковь, и делали знаки специально заточенным гвоздём. По сути, воровали в алтаре.

Всё это продолжалось, пока обескураженный священник, который этих сорванцов в дом пускал, чаем поил, булками кормил и к чтению приучал, не обнаружил обман.

В алтарь их пускать перестали, Есенина к тому же оставили на второй год в третьем классе, но не за отставание в науках, а — редчайший случай — «за поведение».

Позже батюшка простил Сергея и снова стал приглашать к себе в дом. Кажется, он знал больше, чем остальные, что творится в семье Есениных, и ребёнка жалел.

Отец Иоанн был любим селянами.

Возможно, всё это и стало залогом того, что, в отличие от Пушкина, Блока, а тем более Маяковского, у Есенина в стихах никогда не появится карикатурный образ священника. Мелькнут раз в одной из поздних маленьких поэм злые монахи; сложным будет отношение к патриарху Тихону; сам институт Церкви едва ли будет в полной мере Есениным принят. Но русского батюшку — не тронет никогда.