Впрочем, не нужно было быть великим Мейерхольдом, чтобы сообразить, какие нехорошие ассоциации вызовет у догадливых зрителей, а значит, и у людей ВЧК сообщение одного из сподвижников «опасного мстителя», что треть страны – в их руках: «Треть страны уже в наших руках, Треть страны мы как войско выставили». Как-никак, а россияне еще не запамятовали, что всего три года тому назад «местью вскормленный бунтовщик» не только был объявлен Верховным Правителем российского государства, но и был им, пусть и на короткое время, и что территория этого государства (Урал, Оренбург, западная часть Сибири) почти полностью совпадала с пространством, охваченным «буйством» во времена пугачевщины. Даже обыватели не забыли, а Есенин что – зажмурился? Махно заметил? Заметил. Не обошел вниманием и Бориса Савинкова, одного из прототипов антигероя «Страны негодяев» Номаха. Номаху (Махно навыворот, наоборот, наизнанку) на все наплевать, в том числе и на государство. Ему бы чего попроще, например, пограбить эшелон с царским золотом, с тем самым золотом, на которое так рассчитывал Колчак. Ну и как при таком устремлении интересов допустить, что феномен Колчака Есенина не озадачивал? Ученый, полярный исследователь, флотоводец, человек фантастической храбрости? К тому же, чтобы укоренить фигуру (и проблему) Колчака в пространстве своего изумления, С. А. не нужно было изучать его биографию. В 1916 году, после того как капитан первого ранга Александр Васильевич Колчак внезапно, в обход всем правилам морского ценза, был произведен сначала в контр-, а вскоре и в вице-адмиралы и тут же назначен командующим Черноморским флотом, его имя и его фотопортреты не сходили со страниц самых тиражных столичных газет. Павел Зырянов, автор его ЖЗЛ-овской биографии, процитировав выдержки из публикаций 1916 года, после которых к Колчаку пришла всероссийская известность, приводит строки Анны Ахматовой: «Молитесь на ночь, чтобы вам Вдруг не проснуться знаменитым». А мог бы вспомнить и есенинское, из «Анны Снегиной»: «Мы вместе мечтали о славе, Но вы угодили в прицел…» В неожиданной всероссийской известности Колчака, как и во внезапной славе Есенина, который также появился на национальном горизонте внезапно – беззаконной кометой в кругу расчисленных светил, – было нечто неподвластное уму. Некий вещий знак, знак отмеченности временем и роком. В старину про людей с такой «роковой печатью» говорили: избранник судьбы.
Через год, в июне 1917-го, Петроград вновь заговорил о Колчаке, на все лады обсуждая опубликованное в «Маленькой газете», на первой полосе, крупным шрифтом, Воззвание. Такой был абзац: «Мы не хотим диктатора, но для победы нужна железная рука, которая держала бы оружие государства как грозный меч, а не как кухонную швабру… Пусть князь Львов уступит место председателя в кабинете адмиралу Колчаку. Это будет министерство Победы. Колчак сумеет грозно поднять русское оружие над головой немца, и кончится война! Настанет долгожданный мир!»
Перечитала свой текст и вижу, что он все-таки слегка уклонился от текста поэмы. Да и эмоционально я, кажется, превысила допустимую в формате нон-фикшн норму субъективности. Чтобы избыточную эмоциональность “попритузить”, попробую напоследок истолковать (в свою пользу, разумеется) еще несколько положений – из тех, где симпатические чернила проступают почти внятно.
Положение № 1
Пугачев
Бедные, бедные мятежники!
……
Разве это когда прощается,
Чтоб с престола какая-то блядь
Протягивала солдат, как пальцы,
Непокорную чернь умерщвлять!
Нет, не могу, не могу!
К черту султана с туретчиной…