Есенин. Путь и беспутье

Да, деньги играли не последнюю роль в драме Пугачевского бунта. Правда, поначалу за голову мнимого супруга Екатерина пообещала всего 10 тыс. руб. (Государыня была прижимиста во всем, что не касалось ее амантов.) Но потом, вследствие разрастания территории «бедствия», сильно ее увеличила. Но это был не подкуп соратников, а вознаграждение тому из генералов, кто словит Пугача и первым доставит матушке благую весть. А вот в случае с Колчаком действительно имел место открытый подкуп, и не врагов, а (как и у Есенина) недавних соратников, и даже циничная расплата золотым чистоганом. Уже в 1919-м правительство Ленина через своих тайных эмиссаров в Париже, Лондоне, Токио, Нью-Йорке начало секретные переговоры с Антантой о предоставлении концессий иностранному капиталу после Гражданской войны и создании Свободной экономической зоны в Дальневосточной республике в обмен на голову Колчака. Сторговались комиссары и с эсерами и меньшевиками, пообещав кресла в коалиционном, наравне с большевиками, правительстве. Естественно, при условии, что и они не будут поддерживать адмирала. Господин-товарищ Ульянов-Ленин с поразительной догадливостью вычислил тех, что были «готовы за червонцев горсть» отделаться от неуступчивого Правителя. Цитирую уже задействованный выше документ: «С согласия АНТАНТЫ командование Чешским корпусом передало 6 января 1920 года Иркутскому большевистско-эсеровскому Политцентру адмирала Колчака <…> За это генерал Жанен (командующий объединенными силами союзников. – А. М. ) (с согласия Ленинского правительства) передал чехам часть золотого запаса России».

Судьбу «царского золота» и судьбу Колчака история завязала мертвым узлом. Пришедши во власть, Адмирал объявил золотой запас неприкасаемым. На эти слитки, – объяснял он и своему генералитету, и правительству, и союзникам, – будущая свободная Россия восстанет из пепла. Золотой запас был извлечен из подвалов Омского госбанка лишь в ноябре 1919 года – только после того, как Верховный Правитель принял решение о сплошной эвакуации. В тот же день (10 ноября) к нему в вагон заявился чуть ли не весь дипломатический корпус с предложением взять царское золото под международную опеку и вывезти его во Владивосток. Колчак поступил так, как поступают мечтатели, – категорически отказался: «Золото скорее оставлю большевикам, чем передам союзникам». Эта фраза, полагает Павел Зырянов, автор молодогвардейской (серия «ЖЗЛ») биографии «стального адмирала», «стоила ему жизни, ибо иностранные представители сразу потеряли к нему интерес».

Ни французы, ни англичане, ни американцы своих высоких принципов де-юре «не замарали». Арест Колчака произвели чехословаки, за что Масарик, санкционировавший предательскую акцию, получил от генерала Жанена увесистую часть золотых слитков, а рядовым бойцам Чехословацкого корпуса позволили вывезти из Сибири несметное количество награбленного добра. Железнодорожные составы с русскими беженцами и солдатами, отцепив паровозы, перевели на запасный путь, а по главной Сибирской магистрали безостановочно мчали на восток, на восток, на восток, к океану, битком набитые барахлом эшелоны. Хозяйственные чехи увозили все: мебель, меха, экипажи, станки, зеркала, пианино, моторные лодки, продовольствие, мануфактуру…

И что еще следует взять на заметку. Случай Колчака, которого продали за червонцев горсть, был в своем роде единственным. Все остальные фигуранты «белого сопротивления» «красному террору» либо убиты при попытке к бегству (Антонов), либо самолично пустили себе пулю в лоб (Каледин), либо благополучно ретировались за границу (Деникин, Юденич, Врангель, Краснов). В истории устранения Махно момент торга, конечно, наличествовал, но расплачивались с батькой не червонцами. Ему всего-навсего позволили утечь через румынскую границу в обмен на обещание прекратить подстрекательство к мятежам и из уважения к его заслугам в совместной борьбе то ли с немецкими оккупантами, то ли с врангелевцами.

В поддержку данной гипотетической догадки выступают, на мой взгляд, и еще некоторые подробности, к историческому Пугачеву отношения не имеющие. Это прежде всего морские «имажи», посредством которых лже-Петр изъясняет сподвижникам, людям сугубо сухопутным, выработанный им план действий средь безводных азиатских степей:

Я ж хочу научить их под хохот сабль

Обтянуть тот зловещий скелет парусами

И пустить по безводным степям,

Как корабль.

А за ним

По курганам синим

Мы живых голов двинем бурливый флот.