Эсер

Кроме отходников в Петербург попадали и крестьянские дети. Приедет приказчик в деревню, выберет себе мальчишек штук пять, лет десяти и увезёт с собой. Будут они жить дома у купца, ремесленника или лавочника. И если мальчик шалить не будет, не будет дурковать, а всё исправно делать то, что скажут, тогда останется, сам станет приказчиком или половым. Будет в трактире бутылки подносить гостям, убирать за ними, по поручениям бегать. Если сумеет пьяным купцам лишнюю пустую бутылку подсунуть, так деньги за неё себе в карман. Там и до старшего приказчика не далеко. А когда станет совершеннолетним, то сможет, если повезёт, жениться на дочке хозяина или у него же взять кредит на собственную лавку. И тогда уже, через много лет накупит платков, шалей да пряников и вернется погостить в родную деревню, мамке на радость, девкам на зависть. Таких в Санкт-Петербурге полмиллиона. А если же мальчик забалует у хозяина, то его отправят обратно, откуда привезли. То называется «питерская браковка», за такого и замуж никто никогда не пойдёт.

Осенью уставшие отходники возвращались домой, убирать урожай, а Буян искал себе работу на зиму: грузчиком в порту, посыльным или иногда подмастерьем в обувной лавке.

Вот уж у кого была работа круглый год в городе, так это у пролетариев. Вдоль рек и каналов растянулось огромное множество фабрик и заводов. По воде на кораблях и баржах привозили туда разнообразные грузы, детали, сырьё. Заводы были гигантские, огромные, потому что проще было набрать больше людей, чем установить какую-то дорогую технику. Не нужны были на заводе лебёдки и краны, чтобы поднять тяжесть на второй этаж. Крестьяне и так поднимут. На одном таком заводе могло работать человек втрое больше, чем жило людей в сибирской деревне. Квалифицированный рабочий получал зарплату в пятьдесят рублей. О таких деньгах Буян мог только мечтать.

Чего Буян не понимал, так это того, почему пролетарии так презирали крестьян. Считалось, что настоящий пролетариат работает на заводе, он ходит в калошах или сапогах, а на фабриках по большей части ишачили крестьяне, они ходили в чём приехали, в лаптях. У рабочего смена была десять часов, трудились в семье обычно и отец, и мать, так и Буян работал не меньше. И дед его столько же здоровья оставил в поле. И ему за это рублём не платили. Что-то эти трудяги не ругали деревню, когда хлеб или яйца ели на обед.

Казалось, что рабочий класс правящему режиму просто был не нужен. Оттого и было на заводах такое сплочение, солидарность. Стачки случались сплошь и рядом. Требовали, чтоб зарплату увеличили, а рабочий день сократили. Движущей силой таких протестов была рабочая молодежь. Один из них залезает на станок и кричит: «Стачка!». А остальным не поработать день – это за удовольствие. Ведь выполнять больше нормы считается неприличным, так как хозяин завода после таких рекордов обязательно саму норму повысит.

Тогда к ним выходит старший мастер:

– Что ж вы ребятушки? Поработать надо!

А у старшего мастера зарплата уже не пятьдесят рублей, а полторы сотни. Но не за это его не любят, а за то, что он рабочему «ты» говорит и матом покрыть может. И тогда летит ему болт в лоб или большой натруженный кулак в сытую морду. Быть старшим мастером у простых рабочих было постыдным делом, старшего мастера назначает администрация.

Кто-то дёргает рубильники и выключает всё электричество на заводе. Всё встало. А заводы расположены один к одному рядышком, поэтому стачка переходит на соседние, как по бикфордову шнуру. Такие протесты часто сопровождались насилием, потому как петербургские апаши не боялись драк с полицейскими и часто кидались даже на конных. Уцепятся за мундир, стащат с коня и айда ногами охаживать. Недалеко от Петербурга Великое княжество Финляндское, поэтому у каждого второго пролетария в кармане финский нож пуукко.

Санкт-Петербург вообще был опасным городом. Это был мужской город. Пропьёт отходник все деньги, не может вернуться в деревню, вот и остается бродяжничать. А ещё и шестнадцать гвардейских полков – тоже сплошь мужики. Оттого и было много проституток. Были уличные проститутки, но те самые опасные, у них зараз великое множество. Всё мужское струпьями покроется да раскрасится всеми цветами. Были «бланковые», те были официально учтены, должны были регулярно проходить медицинские осмотры у врача. А проходили ли они их или нет, так это не всегда понятно. Так же были и публичные дома. Только это совсем не дома, а обычные квартиры, где девушками управляла какая-нибудь неопрятная хозяйка, а все дела творились на грязных матрасах, разделенных выцветшей дырявой занавеской. Охраняли проституток, а часто с ними и сожительствовали «коты». Если решил не платить какой-то проходимец, так этот «кот» из него все деньги вместе с душой выбьет. Самих проституток тоже сплошь и рядом подстерегала опасность: кто-то не заплатит, кто-то ограбит, а то и совсем какой-нибудь душегуб подвернется. Частенько находили девок со вспоротым брюхом в каналах.