Эсеры. Борис Савинков против Империи

В 1878 году император Александр III писал с русско-турецкой войны своей супруге Марии Федоровне, Дагмаре: «Интендантская часть отвратительна, и ничего не делается, чтобы ее поправить. Воровство и мошенничество страшное и казну обкрадывают в огромных размерах». Александр III не упоминал своего отца, как полноправного виновника очередного имперского позора, но выдающиеся российские историки лицемерить не стали.

С.М.Соловьев писал об Александре II: «Оно, реформирование империи, было бы легко при правительственной мудрости, но ее то и не было. Преобразования успешно проводятся Петрами Великими, но беда, если за них принимаются Александры Вторые». К Соловьеву присоединился В.О.Ключевский: «Одной рукой Александр II даровал реформы, возбуждал в обществе самые отважные ожидания, а другой – выдвигал и поддерживал слух, которые их разрушали. Все его великие реформы, непростительно запоздалые, были великодушно задуманы, спешно разработаны и недобросовестно исполнены».

Александр III все, что можно и нельзя сделал для приближения Октябрьской революции, но его сын, Николай II, сделал еще больше. Жена Александра III и мать Николая II Мария Федоровна говорила министру внутренних дел: «Они, подданные, дают советы, когда их об этом не просят – это ужасно!» при явном приближении русской революции императрица писала Сергею Витте: «Вы хотите сказать: государь не имеет характера императора? Это верно. Но ведь в случае чего его должен заменить брат Миша, а он имеет еще меньше воли и характера».

В 1915 году поручик Николай Мясковский, выдающийся композитор, писал во время отступления российской армии из только что занятых Карпатских гор своему другу, гениальному композитору Сергею Прокофьеву: «Что в армии царит вообще! Какая путаница, верхоглядство, неосведомленность, неспособность считаться с силами войск. Под Ярославом войска около суток не спали, были случаи, что сдавались от полного бессилия, изнеможенные. А неумение вести операции – кошмар!

У нас нет ни плана компании, ни вооружения, ни организации снабжения, ни войск. Есть невооруженные необученные банды, которые бегут от первой шрапнели, таща сапоги в руках. У нас нет вспомогательных войск. Аэропланы летают в тылу, тогда как германцы ими корректируют стрельбу. Автомобили первые удирают. Всякие санитарные отряды, особенно Всероссийского Земского Союза, бегут от опасной работы, как от чумы, да притом так организованы, что в госпиталях нет даже перевязочных средств, хирургических препаратов!»

В Первой мировой войне Россия теряла и теряла миллион за миллионом, а Николай II приближал и приближал кровавую революцию, назначая и назначая в правительство подонка за подонком. В обществе говорили, что к имперской трагедии быстро ведет «назначение министров царем по принципу их лояльности Александре Федоровне». Сестра императрицы Елизавета Федоровна в ноябре 1916 года писала царице: «Помни судьбу Людовика XVI и Марии-Антуанетты!» Французский посол Морис Палеолог докладывал в Париж: «Монархисты хотят объявить императора слабоумным и неспособным дальше царствовать, объявив царем наследника под регентством одного из великих князей».

Точку в истории династии и империи поставил Николай II, 26 февраля 1917 года распустивший Государственную Думу. В России началась всеобщая революция. Николай II отрекся в пользу брата Михаила, тот отрекся в пользу Учредительного собрания. 2 марта с Российской империей было закончено, и великий князь Николай Михайлович уверенно подвел итог: «Династия Романовых дискредитирована, народ ее не хочет».

3 марта 1917 года Исполком Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, в котором преобладали эсеры, выпустил приказ «Об аресте Николая II и прочих членов династии Романовых» и это было начало короткого их пути в Екатеринбург и Алапаевск. Уже через полгода в Смольном институте на втором этаже сидел невысокий, коренастый, лобастый мыслитель, руководитель победившей в революции партии, и думал, что ему делать с династией Романовых и бывшей Российской империей. Перед ним на огромном столе лежали документы и материалы о партии социалистов-революционеров. Лобастый мыслитель думал и думал об эсеровском феномене, думал и думал о терроре.

Лысоватый мыслитель читал эсеровские материалы о том, что против самодержавия восстали все слои населения, хотя и сам знал это по собственным ссылкам и тюрьмам. Его интересовало, как дочь генерала, стрелявшая в минского губернатора и полицмейстера и знаменитая левая эсерка, описывала состав арестованных в московской Бутырской тюрьме и Нерчинской каторге:

«Партии пересыльных, почти все административные, без суда, шли и шли со всех концов России, все в большем и большем количестве. Каждая партия на несколько дней останавливалась в Бутырках и шла дальше, а ей на смену уже в этот день приходила другая, третья, без конца.