Ешь. Молись. Разводись (СИ)

Милана смотрит тоже усмехаясь, головой качает.

Измена, измена… Опять вернулись к этой теме.

— Так что прикольное?

— Она через много лет узнала, что Гаркуша праздновал на теплоходике не потому, что такой крутой. Наоборот. У него денег не было совсем. Он просто купил всем копеечные билеты на этот несчастный теплоход, ящик водки, ящик шампанского и какие-то дешевые фрукты. Да, и еще кто-то из гостей принёс там колбасу, салатики — по своей инициативе. Получилась почти студенческая свадьба, дешево и сердито.

— Зато красиво и память.

— Наверное. Немного фальшивая память. Искажённая.

— Это точно.

Мы замолкаем. Я наполняю бокалы.

— Арс, мне нужно в отель.

— Я знаю. Ты не ответила про свадьбу.

— Что ты хочешь услышать? Да, я была как все. Мне хотелось красиво. Платье роскошное, лимузин. Праздник. Чтобы ритуалы какие-то, церемонии, выкуп невесты. Первый танец чтобы вальс. И танец с папой обязательно. И чтобы я поплакала от счастья. И жених при всех бы какие-то красивые слова говорил. Хотелось, Арс, да. К чему только это всё?

— Жене моей тоже хотелось.

— Что?

— Вот это всё.

— Ну, знаешь, Арсений Северов, извини, но…

— Стой.

Крепко хватаю за запястье, удерживаю, потом дергаю на себя, плевать, что игристое расплескивается. Мила вскрикивает.

— Прости. И послушай. Я женат. Да. На хорошенькой, милой девочке, которая меня обожает. Дочь друга отца. Я её с пелёнок знаю. Она для меня как сестра была.

— Арс…

— Погоди. Раз уж я начал исповедоваться. Дай закончить. Услышь меня. Просто услышь. Я её не люблю. Она это знает. И знает, что я изменяю. И её это устраивает. Ей хотелось красивую свадьбу, о которой полгорода говорило и в прессе освещали. Хотелось замуж за завидного холостяка, который входил в десятку самых желанных женихов Питера.

— А ты был самым желанным? — вижу, что ёрничает, царапается, защищает свои границы. Еще и вырваться желает.

— Был. Обо мне даже журналы писали всякие ваши, женские. — отвечаю, усмехаясь, сам понимая, как смешно звучит. Хвастаюсь своей востребованностью.

— «Форбс»?

— Не совсем женский, но да, и они тоже.

— Как раз самый женский. Именно для прошаренных.

— Соглашусь.

— Зачем ты это рассказываешь, Арс?

Хороший вопрос. Снова её притягиваю, близко. Совсем. Чувствую дыхание. Касаюсь осторожно губами волос, висков. Наглею, опускаюсь к мочке уха. Она замирает. Терпит.

— Ты же понимаешь, что это ничего не меняет.

— Не меняет. Да. Просто я хотел, чтобы ты поняла. — шепчу, меняя тон. Прямо в ушко.

— В постель ты меня затащить хотел.

— И это тоже. Затащить и не выпускать. Потому что не вижу причин поступать по-другому.

— А я не вижу причин с тобой спать теперь. Прости. — резко отстраняется, но я её из рук не выпускаю.

— Что, совсем-совсем нет причин?

Милана смотрит прямо. Умеет она вот так вот смотреть. Не прячась, не тушуясь.

— Мне было очень больно, когда я узнала об измене Олега. Очень, очень больно. Я была подавлена, разбита, почти уничтожена. Как женщина, понимаешь? Измена уничтожает именно женское начало.

— Мила…

— Подожди, выслушай. Сейчас мне меньше всего хочется, чтобы по моей вине вот так же страдала другая женщина. Какой бы она ни была.

— Я понимаю.

— И всё равно предлагаешь секс?

Молчу.

Сложно с женщинами. Да, я действительно понимаю о чём говорит Милана. И всё равно предлагаю ей связь.

Я тоже умею смотреть прямо.

Глаза в глаза.

— Я хочу быть с тобой. Хотя бы эти несколько дней. Просто быть с человеком, который меня нереально зацепил. Который меня возбуждает, будоражит, волнует. С которым я хочу находиться рядом. В котором я чувствую родственное ДНК, понимаешь?

— Я понимаю, но…

Ничего она не понимает. Не понимает, насколько сейчас вот это её состояние меня ломает. Как мне хочется её получить именно такую. Отстранённую, недоступную, протестующую. Мечущуюся. От праведности и долга к удовольствию, блаженству.

Давай, милая, давай. Сдавайся.

Сколько осталось в жизни таких вот настоящих моментов, когда ты обнажён полностью, хоть еще и одет?

А я перед ней сейчас обнажён. Открылся полностью.

— Я хочу тебя. Тебя. Только тебя. Ты моя женщина на сто процентов. На миллион. Ты подарок. Ты бесценна. Ты единственная, неповторимая. Ты нужна мне.

Сдавайся же, ну?

— Арс…

Слабеет, дрожит, замирает, трясётся, кожа в рисунках мурашек, аромат.

Рвётся фольгированная упаковка резинки…

— Арс… нет…

Да, Милана, да. Просто скажи «да».

— Ненавижу тебя.

Ненавидь, пожалуйста, только вот так, острее, глубже!

Прижавшись к панорамному окну, глядя на темнеющее небо Санкт-Петербурга, на величественный Исаакий. На золото и мрамор.

Без остатка. До дна.

— Арс… боже…

Да. Очень глубоко.

Почему же так хорошо в ней, а? Почему же только с ней оно вот так неистово?

Почему мысли только о неё, в голове только она?

За что нам с ней это, а? За что?

Ладно, мы потом решим. Потом будем рефлексировать, страдать, каяться. Отмываться.

Хотя я не понимаю, почему мы должны, отчего?

Оттого, что я не могу развестись с девочкой, которую не хотел и не хочу?

Оттого, что женщина, которую хочу, пожалела эту девочку?

Всё это бред.

Жить надо. И получать от жизни лучшее.