– Нам рассказал обо всем Аракелян, – устало сообщил Дронго, – ночью все произошло в такой последовательности. Сначала приехал граф, и Аракелян позвонил вам, чтобы вы пришли к нему обговорить все детали возможного мирового соглашения. Туда же пригласили и графиню. Вы смогли договориться, но ночью она ушла к Тугутову, где пообещала выплатить ему все деньги. Очевидно, она приняла такое решение после того, как узнала о щедром даре своего супруга. Она вернулась в свои апартаменты и сообщила об этом Аракеляну. А тот позвонил вам. Таким образом, о возможном соглашении графини и Тугутова, принятом ими ночью, знали только два человека. Вы и Левон Арташесович Аракелян. И кто-то из вас сообщил об этом графу Шарлеруа, который ворвался утром в отель и устроил скандал вашему продюсеру.
– Я не понимаю, почему вы мне об этом рассказываете? – мрачно спросил Павел Леонидович.
– Повторяю. Утром сюда пришел граф, который устроил скандал Аракеляну, – сказал Дронго, – и тогда получается, что единственным человеком, который мог сообщить эту информацию графу, были именно вы, господин Рожкин.
– Ну и что? Даже если это на самом деле так? Что здесь такого? Я не совершал никакого уголовного преступления. Сообщил мужу о возможном решении его супруги. Ведь она еще оставалась его супругой.
– Во Франции вас бы исключили из коллегии адвокатов за подобную аморальность, – сказал Дронго, – думаю, что и в России поступят так же. Я случайно слышал ваш разговор в «Кастильоне», куда вы пришли к Тугутову.
Павел Леонидович не вздрогнул. Он с любопытством взглянул на Дронго.
– Теперь понимаю. Вы тот самый эксперт, который ночью поднимался к Ирине в апартаменты. И вы мне еще смеете говорить об аморальности моего поведения? А вы сами себя считаете абсолютно нравственным человеком?
– Я никого не предавал в своей жизни, – возразил Дронго, – и тем более не пытался получить выгоду сразу с разных клиентов. Оставим моральную сторону дела. Вы понимаете, что Тугутов вернулся в отель в таком разгневанном состоянии именно потому, что вы передали информацию об их договоренностях графу, и именно поэтому Ирина Малаева решила поменять свое решение. И в какой-то мере вы причастны к тому, что Тугутов сейчас проходит как главный подозреваемый.
– Вы меня еще поссорите с Тугутовым, – усмехнулся Рожкин, – не нужно читать мне мораль, господин Дронго. Я работаю юристом уже много лет.
– Вам пора менять профессию, – убежденно произнес Дронго, – но вы правы, это ваше личное дело. Скажите, вы знали, что ваш помощник спрятал Данилову в своем номере?
– Знал. Он мне сразу сообщил об этом. Не нужно пытаться меня поймать на мелких неточностях. Я ведь понимаю, что Слава уже рассказал вам обо всем, и вы наверняка нашли в его номере Данилову и уже поговорили с ней. А ваше явное желание выгородить Тугутова, который, возможно, сам не убивал, но наверняка организовал это убийство, вызывает у меня просто смех. Может, вы тоже решили получить свои дивиденды? – цинично спросил Павел Леонидович.
– Гнусное свойство карликовых умов – приписывать свое духовное убожество другим, – процитировал Дронго, – так, кажется, сказал великий Бальзак.
– Очень красиво, – согласился Рожкин, – но я не совсем понимаю, как мои моральные качества соотносятся с этим убийством. Я был всего лишь юристом Ирины Малаевой, а не ее убийцей.
– Юристом, который называл ее сукой и стервой, – напомнил Дронго.
– Это вы тоже услышали? Вы специально приехали сюда, чтобы встретиться с графиней и подслушать все разговоры, которые о ней ведет ее окружение? – не смутился Павел Леонидович.
– Вы слишком громко говорили, а я хорошо понимаю по-русски.
– Не сомневаюсь. Но мое личное отношение к Ирине Малаевой никак не влияло на мою работу в качестве ее юриста.
– И где вы были в момент убийства?
– Внизу. Как раз встретил Алана, и мы решили подняться вместе. Гуцуев моложе, и поэтому он поднялся быстрее.
– Кто еще мог быть заинтересован в смерти графини? Кроме Тугутова, который хотел отомстить.
– Не могу сказать. Во всяком случае, не я. И не мой помощник. Мы оба потеряли свою работу с ее смертью.
– Скажите, господин Рожкин, – вмешалась Энн, – а господин Гуцуев ревновал графиню к другим мужчинам?
– Думаю, что да, – чуть помедлив, сказал Павел Леонидович, – он был влюблен в графиню. В нее влюблялись многие мужчины. Она была красивой женщиной.
– И вы тоже? – уточнила следователь.
– Нет, – улыбнулся Рожкин, – к моим многочисленным недостаткам такого греха приписать нельзя. Я верный муж, у меня две дочери. Но, как нормальный мужчина, я не мог не заметить красоты графини. Ваш эксперт, который сидит рядом с вами, может подтвердить, как ревновал Алан. Вчера ночью они, кажется, встречались в коридоре отеля, когда господин Дронго пытался уйти незамеченным из ее апартаментов.
Энн взглянула на Дронго и усмехнулась. Ей понравился этот выпад в адрес эксперта. Было очевидно, что ее несколько раздражало частое упоминание о красоте погибшей графини и мужчинах, которых она покоряла.
– А ваши дамы, – спросила следователь, – как они относились к графине?