Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

– Спасибо, спасибо за теплые слова! Но, друзья, я ведь даже не член, так сказать, партии. Меня еще никто в нашу славную партию не принимал. Пока что я на положении сочувствующего.

Аргунов протянул вперед руку:

– Вы своей работой, своей беззаветной преданностью делу революции фактически уже давно член партии. Теперь, как руководитель Северного союза эсеров, торжественно заявляю: Иван Николаевич Виноградов – член нашей партии.

Все дружно захлопали в ладоши, бросились обнимать Азефа:

– Поздравляем, поздравляем!

Азеф выволок из кармана носовой платок, потер глаза:

– Ах, спасибо! Я растроган до глубины души…

И снова хлопки в ладоши. Григорий Соломон громко крикнул:

– Ура! Долой проклятый царизм! Пьем за освобождение трудящихся.

После революции Соломон будет спасаться во Франции. Там он напишет толстый труд, в котором будет восхвалять большевиков и «любимца народных масс товарища Сталина».

Наживка

Улучив удобный момент, Азеф усадил Женечку на тот самый кожаный диван, на котором дрых позавчера. Согласно инструкциям Житловского и по велению сердца, время от времени целовал ее хорошо ухоженные руки с чистыми и прозрачными, словно фарфоровыми, пальцами и говорил:

– Мы непременно свергнем проклятый царизм, не сомневайтесь, Евгения Александровна.

Женечка согласно кивала и деловито говорила:

– У нашей группы большие планы. Я затеваю демократический журнал «Общедоступный техник», а вы, как специалист, могли бы вести раздел и помогать советами. И вообще, журнал, прикрываясь пропагандой технических знаний, будет проводить плехановские и марксистские идеи.

Азеф понимающе заверил:

– Я ваш сотрудник – навек! Даже готов стать членом вашего кружка, пусть мне грозят каторга и кандальный звон.

Женечка не поняла двусмысленности слов и воскликнула:

– Я благодарю вас!..

– Не за что, это мой гражданский долг! Если мы не жалеем себя, нравственно ли другим жалеть для революции деньги? Нет, это стыдно и даже позорно. Право, на очах моих навертываются большие слезы.

Немчинова простодушно проговорилась:

– Но я Аргунову уже дала приличную сумму…

Азеф хитро прищурил глаз:

– Это на закупку динамита?

– Нет, – замялась. – Вы никому не скажете? Деньги пошли на типографию, которую недавно поставили в Финляндии.

У Азефа заколотилось сердце так, словно он на удочку подцепил золотую рыбку. Он моментально нашелся:

– Эх, ваши деньги пропали, они ничего путного там не напечатали…

Женечка замахала руками:

– Вовсе нет! Разве вы не видели два первых номера «Революционной России»? Я могу дать вам, только найти надо, куда-то засунула…

– А как насчет пожертвования?

Женечка, смущаясь, спросила:

– Иван Николаевич, сколько вам надо для революции?

Азеф в очередной раз прильнул с поцелуем к руке Женечки и страстно проговорил:

– Революция в России – мероприятие дорогостоящее. Здесь скупиться нельзя, ибо отдача будет безмерная – свобода и равноправие.

– Ах, скорей бы! Я задыхаюсь от самодержавной деспотии.

– Не только вы, Женечка, все передовые люди задыхаются! Пожертвуйте на свержение сколько не жалко! Тем более что теперь деньги для наших заграничных товарищей будут идти через меня.

– Я знаю, мне Житловский писал об этом.

– Деньги нужны срочно, иначе безвозвратно пострадает дело революции.

– Я уже приготовила для вас.

Она на минуту вышла в соседнюю комнату и вернулась с плотной тяжелой пачкой, сказала:

– Тут две тысячи.

У Азефа от волнения пересохло в гортани. Он прижал палец к губам:

– Тсс! – Оглянулся, зачем-то заглянул за шторы и громко прошептал: – Уже готовится очередной номер газеты «Революционная Россия». Можете, Женечка, принять участие или статьями, или деньгами.

Да не оскудеет рука берущего!

Предложение писать в журнал моментально разбудило интерес у Женечки. Она спросила:

– А можно написать пьесу из жизни рабочих? У меня есть замысел: русская деревня, нищета, бесправие, урядник, крыша, крытая соломой. Бедный дом, тощая корова, дети плачут по лавкам от голода. Мать снаряжает в дорогу малолетнего сына – очаровательного мальчика с голубыми глазами, с восторгом и надеждой глядящего на мир Божий, жаждущего счастья. Старый дед стоит на пороге, крестит малыша: «Все одним ртом в доме меньше будет!»

Азеф, с трудом сдерживая зевоту, уперся тяжелым взглядом в Женечку, изобразил полное внимание. Та продолжала, все более одушевляясь:

– Шумный город, вывески, городовые, дамы под зонтиками, аристократы в котелках. Мальчик с доверием смотрит на незнакомый ему мир. Проходная завода. Заводчик – пузатый, нахальный эксплуататор. Мать кланяется ему в ноги: «Не откажите, возьмите хоть на побегушки! В доме кормить нечем!» Заводчик кидает ей пятиалтынный, она ползает на коленях, ищет монету в дорожной пыли. Заводчик говорит: «Будет работать за харч!» Мать кланяется, еще раз обнимает малыша, убегает вся в слезах.

Азеф, предвидя трагическую развязку, начал загодя вытягивать из брючного кармана платок. Женечка, сама едва не плача, продолжала: