Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Азеф если и мог что получить от своего неграмотного папаши, так это лишь письмо, написанное каракулями. И снова Азеф сказал себе: «Почему все люди живут как порядочные, а меня, как этого, хотят выселить из гостиницы за неплатеж? Прелестная Анхен стоит за целый вечер шесть марок, да еще четыре марки уходят на ее угощение. Но она дарит свои ласки другим мужчинам, и я сгораю от ревности, и все лишь потому, что карман мой пуст. Тот же Меерович вчера вечером ушел к Анхен, а вернулся домой только утром, да еще, чтобы зенки его повылезали, расхваливал достоинства моей девушки. Я не глупей других, но товарищи меня презирают за бедность, не дружат. Что делать? Где все же взять денег? Карманные часы с серебряной цепью, которые мне подарил при расставании папа, я уже продал. Золотое колечко, которое мне для красоты отдала мама, я уже продал. Даже новую фуражку с лакированным козырьком я тоже продал. Я был бы рад продать последние брюки, тем более что они светятся и мои приятели смеются на мою бедность. Но что тогда продать? А продать надо, потому что без денег жить уже никак нельзя и все время есть почему-то хочется. Если бы я остался дома, то там мог зарабатывать приличные деньги. Ах, зачем я связался с этими аферистами-революционерами? А что, если…»

И тут в математическую голову пришла замечательная мысль: торговать теми, кто вовлек его в нынешнюю собачью жизнь и кто издевается над его рваными носками и стоптанными башмаками!

Азеф взял лист бумаги и прочертил вертикальную линию. Слева он вносил все то хорошее, что принесет ему задуманное предприятие; справа — то, что может стать плохим. Выходило, что выгода была очевидной. Многократно взвесив то и другое, решил: если торговать, то это не только прибыльно, но и очень увлекательно, поскольку напоминает игру в рулетку: есть риск потерять все, вплоть до собственной головы, но если этой головой хорошо думать, так можно остаться при хорошем гешефте. И он сказал себе: «Евно, в своем деле ты должен стать Наполеоном, но без Ватерлоо! Тебе ненавистны идеи революции? Так надо бороться с теми, кто жаждет кровопролития и беспорядков, — дело заманчивое! А теперь что? Даже нельзя в Россию нос сунуть и съездить к родителям, потому что уже на границе схватят».

Он тщательно разорвал листок, на котором определил свою судьбу, пошел в соседнее помещение и спустил его в унитаз.

…Ночью он спал тревожно, ибо в голову лезли разные мысли. На другой день Азеф ходил как в лихорадке, на вопросы приятелей отвечал невпопад, со всех сторон обдумывая стратегические маневры. Вечером, закрывшись на ключ в номере, приступил к исполнению гениальной задумки.

Опасный дебют

Секретные сочинения

Историческая дата: 6 апреля 1893 года. В этот день состоялся дебют Азефа.

Вставив в ручку новое перо, после пяти или шести черновиков он со всей старательностью заскрипел по бумаге (соблюдаем все особенности оригинала):

«В жандармское управление г. Ростова н/Д

Заявление

Сим имею честь довести до сведения Жандармского управления, что в Ростове-на-Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый некоторыми интеллигентными лицами, из которых гг. Фишман Дмитрий, Алабышев Василий состоят в переписке с здешним карлсруйским кружком революционеров, задающихся целью соорганизовать революционные силы как за границей, так и в России, для таковой цели отсюда посылается в Ростов-на-Дону перевод сочинения Каутского „Программа социал-демократической партии“. Переписка ведется непосредственно с лицами Мееровичем, Самойловичем и Козиным. Если мои сведения окажутся Вам необходимыми в дальнейшем, то я не откажусь их сообщать.

Готовый к услугам покорный слуга W. Sch. (poste restante)».

Четыре следующих дня Азеф пребывал в нетерпении, весь раздираемый мучительными сомнениями. Внешне он оставался самим собою: слушал в политехе лекции, гулял по Шлоссплацу перед ратушей, любуясь бездонным и по-весеннему чистым небом, сходил вместе с Самойловичем в театр, где смотрел пьеску «Шалости Казановы», шутил с товарищами, пил вечером красное вино, обсуждал программу революционных действий, в общем хоре пел «Письмо раввину Шнеерзону». Но в голове тревожным набатом билась мысль: «Придет ли ответ? А если и придет, будет ли он благоприятным? А что, если вдруг узнают мои заклятые приятели — просто побьют или сразу зарежут?»

Занял у Мееровича десять марок и целую ночь провел в доме под красным фонарем в объятиях лукавой прелестницы Анхен.