Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова

Творчество манифестируется как перевод из этого вечного таинственного пространства в мир актуального авторского сознания (повторяю отрывок из приведенной выше цитаты: «…воплощение замысла уже существует в некоем другом мире, из которого он его переводил в этот…», (с. 192), как возвращение из небытия, из неизвестности. Примером может служить роман Годунова-Чердынцева об отце, который «загадочно погиб» (с. 154) на пути из Азии. Заслуживает внимания и прием ввода этой темы в текст «Дара». Федор решает написать об отце и тем самым сделать попытку вернуть, воскресить его, читая «Путешествие в Арзрум» Пушкина. В качестве кодированного сигнала приводится близлежащая к «ответу» цитата: «Оне сидели верхами, окутанные в чадры; видны были у них только глаза да каблуки». И если читатель заглянет в пушкинский текст по указанному адресу, то уже в третьем абзаце найдет объяснение:

«Несколько грузин сопровождали арбу. „Откуда вы?“— спросил я их. — „Из Тегерана“ — „Что вы везете?“ — „ Грибоеда“. — Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис […] Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства»… «Написать его биографию было бы делом его друзей…» (т. VII, с. 740).

Произведение Пушкина вплетается в повествование «Дара», становится одним из текстов этого романа о литературе.

Художественное воплощение отождествляется в «Даре» с воскресением. Например, думая о семье Чернышевских, Годунов-Чердынцев ощущает, что «все это отслужившее, само собой смоталось, кончилось, как накрест связанный сверток жизни […] Его охватило паническое желание не дать этому замкнуться так и пропасть в углу душевного чулана […] помочь ему произрасти по-новому. Есть способ, — единственный способ» (с. 378).

Креативными признаками наделены в романе сны (с. 395–399), мечты (с. 132–139), размышления («где-то есть капитал, с коего надо уметь получать при жизни проценты в виде снов, слез счастья, далеких гор», с. 184), бред (с. 27–30), воспоминания (с. 16–25), любовь (с. 169).

Как уже было сказано выше, творчество в романе понимается как перевод. Приведу несколько примеров реализации этого приема.

1. Из жизни — в текст. Иллюстрацией служит начало романа — описание въезда в дом новых жильцов, которое внезапно оказывается литературным текстом: «Кто-то внутри него, за него, помимо него, все это уже принял, записал и припрятал» (с. 10); сюда же можно отнести перевод воспоминаний в текст и обратно, например, стихи Годунова-Чердынцева в главе I:

«Теперь он читал как бы в кубе, выхаживая каждый стих, приподнятый и со всех четырех сторон обвеваемый […] деревенским воздухом […] Другими словами, он, читая, вновь пользовался всеми материалами, уже однажды собранными памятью для извлечения из них данных стихов».

(с. 16)

2. Из текста — в жизнь. Жизнь Н. Г. Чернышевского — пародийный перевод в жизнь библейского сюжета (с. 242).

Однако, оглашая прием, Набоков не ограничивается его «серьезным» воплощением, перевод как акт творчества делается в романе одновременно объектом пародии. Несколько примеров:

3. Пародия на псевдоперевод как прием создания литературного произведения: «стихи о каких-то матросских тавернах; о джине и джазе, которые он [Яша Чернышевский. — Н. Б.] писал на переводно-немецкий манер: „яц“» (с. 47).

4. Пародия на перевод как очередное художественное воспроизведение образа сюжета… осуществляемое в пределах одного языка, что, собственно, декларируется в романе как созидание: «„Месяц, полигон, виола заблудившегося пола…“ — как кто-то в кончеевской поэме перевел „и степь, и ночь, и при луне“…» (с. 52). Строчка из кончеевской поэмы — пародийное отражение строки из стихотворения Пушкина «Не пой, красавица, при мне» (1828).

Увы, напоминают мне
Твои жестокие напевы
И степь, и ночь, и при луне
Черты далекой, бледной девы!

[242]

Другой пример: «Египетские ночи» А. Пушкина — «Сновидения Египетского Бюрократа» (с. 115), которые написал дядя Годунова-Чердынцева.

5. Пародийная иллюстрация текста, созданного путем обратного перевода: