Эшафот забвения

– Это мы уладим. Пойдем, Сеня, проводим женщину. Только сначала поднимемся в группу.

…Весь длинный переход от павильонов до корпуса, где размещались кинообъединения, меня не покидало чувство, что я иду под конвоем. Шаг влево, шаг вправо – расстрел, было написано на добродушной физиономии Семена.

Наконец мы добрались до группы. Кравчук пошарил в бездонных карманах своего стильного пальто и достал связку ключей. Открыв дверь, он пропустил меня вперед: мышеловка захлопнулась. Ее остался сторожить верный Семен.

Кравчук усадил меня на стул и сам уселся рядом.

– А теперь поговорим начистоту, – сказал он бесцветным голосом, – значит, обнаружила труп и решила никому об этом не говорить… Почему?

– Я сказала Анджею.

– Об этом забудь. Анджей не в счет. Он не имеет никакого отношения к добропорядочным обывателям. Беспринципный сукин сын, который за свое кино кому угодно глотку перегрызет, выжжет пол-“Мосфильма” напалмом и будет устраивать ежедневный Холокост, если этого потребует дерьмовый крупный план в финале. У этой безнравственной гниды свои причины не придавать убийство огласке. Меня интересует другое – какие причины у тебя. И они должны быть достаточно убедительными, чтобы я в них поверил. И ты сама должна очень постараться, чтобы быть нашим союзником… Ну!

Я молчала. Этот бесцеремонный нахрап уж слишком напомнил мне незабвенного Костю Лапицкого: должно быть, все отбросы спецслужб читали в детстве одни и те же потрепанные книжонки и одни и те же русифицированные комиксы в журнале “Мурзилка”.

Кравчук, казалось, нисколько не озаботился моим молчанием.

– Для начала покажи-ка документы. Все так же сохраняя молчание, я ткнула ему мой пропуск.

– Брось! Эту картонку я сам тебе выписывал. Обычная практика нашей дерьмовой съемочной группы. А что-нибудь посущественнее?

– Ничего посущественнее нет. У меня нет никаких документов.

– Не носишь с собой, понятно.

– У меня вообще нет документов. Кравчук не удивился и этому:

– Вот как? В Москве – и без документов? Ты в федеральном розыске?

– Что-то вроде того, – хитрить с ним было бесполезно, но это могло сыграть мне на руку: уж очень мне не нравился допрос, учиненный ретивым директором, – это и есть причина. Не хочу быть ни во что замешанной.

– Я предполагал что-то подобное. Этот гений ни одного приличного человека в свою съемочную группу не возьмет. У него такое кредо, видите ли, это возбуждает его творческую потенцию… Не группа, а СИЗО какой-то. В кого ни ткни – все с грешками. В этом отношении Анджею можно доверять. Но тебе я все равно не верю.

– Напрасно, – спокойно сказала я, – у меня нет ни малейшего желания сталкиваться с властями. Так что можете на меня положиться.

– Не могу. Уж прости. Нервы у тебя железные, не спорю, но и на законченную суку ты тоже мало похожа.

– А вы присмотритесь получше.

– У меня еще будет время присмотреться, это я тебе обещаю твердо, – в его голосе послышалась мягкая угроза, – значит, если будешь держать язык за зубами, ничего поганого с тобой не с-лучится. Как-нибудь пообедаем вместе, ты не против?

– Нет. Люблю грузинскую кухню.

– Вот и отлично. Значит, договорились?

– Да.

– Если да – тогда идем. Мне до утра нужно массу дел утрясти.

…Через пятнадцать минут мы уже выходили с “Мосфильма” я, Кравчук и Сеня – звездный состав не изменился. Недалеко от проходной нас ждала одна из машин Кравчука: демократичный “жигуль-девятка”. За рулем подремывал еще один мальчик директора, примелькавшийся на съемочной площадке, – его имени я не помнила. Кравчук постучал по лобовому стеклу, и мальчик открыл глаза.

– Садись на переднее сиденье, – повелительно сказал мне Кравчук и обратился к шоферу:

– Иди-ка сюда, Митяй!

Я послушно села в машину и принялась терпеливо ждать. Кравчук о чем-то долго разговаривал с шофером, тот кивал, искоса бросая на меня взгляды. В машине ненавязчиво парил астральный лепет Бориса Гребенщикова. Стареющий мэтр, как всегда, лениво покусывал холку Господа Бога. “Сельские леди и джентльмены”, удалось разобрать мне, несбыточная мечта англоманов, любителей камина, домов в викторианском стиле и неразбавленного виски. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Сучка Анна Александрова, которой я была так недавно, тезка убитой актрисы, все еще жила во мне. Иначе как объяснить то ледяное спокойствие, с которым я слушала безумные разговоры Кравчука и Братны? Произошло убийство, и Кравчук сделает все, чтобы скрыть его, – в этом я не сомневалась… Но почему я участвую в этом? Потому что не хочу провести остаток дней за решеткой?.. Ты не выполняешь своих обещаний. Костя Лапицкий! Ты обещал достать меня, так почему же тебя до сих пор нет? Приди и убей, разве ты не видишь, что все преступления совершаются только потому, что я сильно подзадержалась на этом свете? Скажи, скажи мне, что это не правда… Или приди и убей меня, Костя, милый… Я сама не в состоянии сделать это…

– Вы с кем разговариваете? – спросил Митяй, плюхаясь на сиденье рядом.

– Что? – Неужели я разговаривала вслух сама с собой?

– Вы что-то говорили.

– Нет… Просто песня симпатичная – “Сельские леди и джентльмены”.