— Сегодня же я счастлив представить ту, которая войдет в число избранниц, которая служила мне верой и правдой… — он хлопнул в ладоши, и где-то там, на другом конце зала, раздался удар гонга.
Раскрылись двери.
И появилась Молли.
Как появилась… сперва вошли две служанки в черных одеждах, а за ними уже и Молли ступала. В алом платье, в полупрозрачной фате, наброшенной на волосы, тоже алой, в малом венце, что эту фату придерживал. Она шла медленно, позволяя любоваться собой. И я просто-таки кожей ощущала волну счастья, исходившую от неё.
Вот ведь.
Змееныш сошел с постамента и протянул Молли руки.
— Сегодня ты окончательно забудешь прошлую свою жизнь, — сказал он громко. — И расстанешься с нею, очистившись, подобно тому, как очищается земля после долгой зимы.
Молли подняла голову.
— Ты воскреснешь новым духом и новым телом, чтобы встать за плечом моим, чтобы вместе с иными избранными вершить судьбу этого мира!
В постели, как я понимаю.
Тоже мне, вершитель.
Но ничего. Смотрю. Восторгаюсь. А жреца звать будут?
Не позвали.
— Здесь и сейчас, перед всеми вами я, Уильям Сассекс, последний из рода Сассексов…
Так уж и последний? Интересненько. Хотя, чувствую, несколько преувеличивает. У Змея сыновей хватало, думаю, сам толком не знал, сколько их.
— …и истинный Император этой земли…
Сильно преувеличивает. А ведь, главное, сам верит каждому слову.
— …беру тебя, женщина, в законные жены.
Тоненько всхлипнула Салли-первая, а вторая тихо выругалась. Кажется, выбор Наставника их не порадовал.
— С тем, чтобы жить с тобой в любви и согласии.
Ну, скажем так, моя свадьба понравилась мне больше. Может, потому что жен у Чарли других не было? Или в принципе?
Змееныш откинул фату и осторожно коснулся губами щеки.
— А теперь восславим новый мир!
И восславили.
В смысле, запели. Хором. Таким разноголосым, даже у меня, уж на что я к пению равнодушная, уши заболели. А главное, слов-то не разобрать. Но стою, мычу что-то этакое, стараясь не сильно выделяться. Радуюсь, стало быть, за молодоженов.
Только в голове звенит.
И слабость вдруг такая.
Нехорошая.
Кружится все. Кружится и вертится. И кажется, я вот-вот в обморок упаду. Но не позволяют. С одной стороны подхватывает Салли-первая, а с другой — вторая.
— Это у тебя с непривычки, — шепчут они на ухо. — Слишком много съела.
Съела? Чего? Каши? Так эти ублюдки еще и кашу отравили?!
Мысль была последней. И очень обидной.
* * *
Выбирались узким ходом, извилистым, что змеиная нора. И Чарльз никак не мог отделаться от мысли, что того и гляди застрянет в этой норе. Почему-то именно для него она была особенно неудобна. Даже Эдди, уж насколько он шире в плечах, массивней, а пробирался легко, умудряясь протиснуться в вовсе уж узких поворотах.
А Чарльз застревал.
Матерился. Полз. Обдирал стены. И снова застревал. Но потом змеиная нора вывела в тоннель, а тот — в другой, где изрядно пованивало нечистотами. Под ногами хлюпало, и Чарльз уже старательно отгонял от себя догадки о том, что именно хлюпало.
Этот тоннель привел к очередному, вертикальному, в стену которого кто-то вбил металлические штыри.
— Тут аккуратнее, — сказал Странник. — Старые. И не все вес выдерживают.
— Как-нибудь, — Эдди отступил. — Вы первые.
— Я пойду, — Странник подвинул Чарльза. — Надо глянуть, что наверху.
Спорить не стали. Во-первых, голова еще болела. Во-вторых, если уж поверили, то надо до конца. Странник пополз наверх, ловко цепляясь за штыри. Те потрескивали, но держали.
— Подымешься? — подумалось, что Эдди будет раза в два тяжелее, если не больше.
— Как-нибудь, — подъем его не слишком беспокоил.
Да и вовсе выглядел он странно равнодушным.
Когда пропала Августа, Чарльз первые дни пребывал в такой ярости, что вообще едва отдавал себе отчет в происходящем вокруг.
— Давайте, — донеслось сверху. И Чарльз вцепился в штырь. Холодное железо опалило руку, и стало вдруг не по себе.
Как знать, что там, наверху?
А если очередная ловушка? Если ждет их не Странник, точнее не он один, но в компании местной стражи? Или вовсе наемников? Наемникам нужна голова Чарльза.
Штырь под весом затрещал.
Если верить, то до конца. Да и вариантов нет, кроме как подло попытаться сбежать из города. А он, Чарльз, не для того столько сил потратил, сюда добираясь, чтобы вот так отступить.
Стена хрустела.
Штыри ощутимо прогибались, но держали. А Странник подал руку.
— Пока тихо. Погоди, — он отошел, чтобы вернуться с комом веревки. — Иногда приходилось поднимать кое-что…
Веревка с крюком зацепилась за скобу, которой явно пользовались неоднократно. И выходит это самое «кое-что» поднимали довольно часто. Или опускали. Главное, веревка выглядела понадежней штырей.
Эдди вскарабкался быстро и ловко и, легши на живот, выполз из норы. Так и лежал некоторое время, носом упираясь в грязные ботинки Чарльза.
— Я свет зажгу, — сказал Странник. — Глаза прикройте, а то с непривычки будет неприятно.
И оказался прав.
Свет пробивался сквозь веки, обжигая и ослепляя. Но ничего, Чарльз и с этим справился. Когда глаза перестали слезиться, а муть перед ними и вовсе исчезла, он огляделся.
Помещение.