Еще не пришли динозавры

Круикшенк предлагает совсем другую гипотезу о питании каннемейероидов. Во-первых, нет оснований сравнивать этих еще холоднокровных и не столь активных дицинодонтов с такими свирепыми млекопитающими, как носороги и дикие свиньи. Во-вторых, в каждой фауне есть животные, питающиеся как низкой, так и более высокой растительностью. Для питания с земли и кустарников у каннемейероидов было достаточно соседей более мелких размеров, чем они — различных растительноядных зверозубых, уже знакомых нам из предыдущей главы. Но кто-то должен был питаться и более высокими растениями, как жирафы и слоны в современной африканской природе. В среднетриасовой фауне Южной Африки, которую изучал Круикшенк, единственными кандидатами на такой образ жизни он посчитал каннемейероидов. Они, по его мнению, могли сваливать крупные растения или нагибать их. О такой способности этих животных свидетельствуют их сильная крыша черепа и крюкоподобные конечные фаланги пальцев. Круикшенк изобразил свои представления на интересном рисунке. Растения в то время были не столь высоки, равно как и достаточно умеренны размеры каннемейероидов. На рисунке автора этой гипотезы можно видеть, как один из двуклыкозубов сваливает, упершись лбом, древний саговник, чтобы добраться до его редьковидного стебля, погруженного в почву. Другой звероящер, поднявшись на задние лапы, нагибает крючковатыми пальцами ветвь хвоща. Круикшенк придал ему позу, которую, вероятно, принимали вымершие наземные ленивцы, обитавшие в неогене на севере Южной Америки, а в ледниковую эпоху и в Северной. Он полагает, что каннемейероидов следует сравнивать именно с этими медлительными неполнозубыми.³⁰Строение нижней челюсти некоторых представителей среднетриасовых двуклыкозубов позволяет, по его мнению, предположить, что, как и ленивцы, они имели длинный цепкий язык для захвата ветвей и листьев. И это отражено на рисунке следующей страницы.

Уже очень давно образом жизни дицинодонтов, после своих раскопок в Южном Приуралье, заинтересовался Б. П. Вьюшков. Он несколько иначе представлял себе, как использовали каннемейероиды свои пальцы-крючки. Они добирались до толстых сочных стволов саговых, не выворачивая их лбом, а откапывая лапами.

Еще больше мнений о назначении крупных клыков дицинодонтов. Их считают оружием защиты, нападения, орудием для откапывания корней или клубней. Однако они были не столь длинны, как у моржей, и при закрытой пасти животных очень мало выходили ниже нижней челюсти. Поэтому их вряд ли можно было использовать, как орудие для рытья. А между тем поверхности истирания на кончиках клыков свидетельствуют, что это были рабочие органы. Чаще склоняются к мысли об использовании каннемейероидами таких зубов для обдирки листьев и покровов стволов саговников, мякоть которых могла служить им пищей.

Способ питания триасовых дицинодонтов (по А. Круикшенку).

Часто каннемейероидов считают обитателями низин с сухолюбивой растительностью. И. А. Ефремов, найдя у Оренбургского радиодромуса хорошо окостеневшие суставы ног, посчитал, что эти животные были хорошими ходоками и широко освоили возвышенные водораздельные пространства. Круикшенк считал, что в позднетриасовую эпоху последние крупные двуклыкозубы были притеснены архозаврами. Они прятались в полутьме в зарослях кустарников и отваживались выходить за пищей только ночью.

Вот сколько догадок, подчас противоречивых, вызвало изучение этих своеобразных животных. Не придя к общему мнению на основании изучения их скелета, ученые обращаются за ответами об образе жизни двуклыкозубов к тафономии — науке о процессах захоронения. Поговорим о ней и мы.

Окно в минувшее

Жизнь животных в прошедшие геологические эпохи, как и ныне, была полна жестокой борьбы и трагических событий. Ученые стараются постигнуть их, разгадать законы исчезнувшей жизни. Но это не легко сделать, изучая лишь окаменевшие скелеты. И, мечтая увидеть воочию накал страстей исчезнувшего мира, люди устремлялись в него на крыльях фантазии. Так возникали яркие книги: «Затерянный мир» Конан-Дойла, «Плутония» Обручева. Мечтал о создании научных методов, которые явились бы окном в прошлое, И. А. Ефремов. Так появился его рассказ «Тени минувшего» — о естественных фотографиях событий миллионной давности — и образ охотника Селезнева в «Лезвии бритвы», в мозге которого доктор Гирин возбуждает унаследованные от предков видения далекого прошлого. Но в вихре фантазии возник и вполне реальный метод, действительно открывший «окно в минувшее». Точнее, это целая наука, создание которой, как упоминалось в начале книги, было завершено трудами Ефремова, назвавшего ее тафономией.³¹