Еще не раз Вы вспомните меня…

Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.

Порою в небе смутном и беззвёздном

Растёт туман… но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду,
Я, конквистадор в панцыре железном.

И если в этом мире не дано

Нам расковать последнее звено,
Пусть смерть приходит, я зову любую!

Я с нею буду биться до конца

И, может быть, рукою мертвеца
Я лилию добуду голубую.

Крыса

Вздрагивает огонёк лампадки,
В полутёмной детской тихо, жутко,
В кружевной и розовой кроватке
Притаилась робкая малютка.

Что там? Будто кашель домового?

Там живёт он, маленький и лысый…
Горе! Из-за шкафа платяного
Медленно выходит злая крыса.

В красноватом отблеске лампадки,

Поводя колючими усами,
Смотрит, есть ли девочка в кроватке,
Девочка с огромными глазами.

– Мама, мама! – Но у мамы гости,

В кухне хохот няни Василисы,
И горят от радости и злости,
Словно уголечки, глазки крысы.

Страшно ждать, но встать ещё страшнее.

Где он, где он, ангел светлокрылый?
– Милый ангел, приходи скорее,
Защити от крысы и помилуй!

Между 1903 и 1907

Рассвет

Змей взглянул, и огненные звенья
Потянулись, медленно бледнея,
Но горели яркие каменья
На груди властительного Змея.

Как он дивно светел, дивно страшен!

Но Павлин и строг, и непонятен,
Золотистый хвост его украшен
Тысячею многоцветных пятен.

Молчаливо ждали у преддверья;

Только ангел шевельнул крылами,
И посыпались из рая перья
Лёгкими сквозными облаками.

Сколько их насыпалось, белея,

Словно снег над неокрепшей нивой!
И погасли изумруды Змея
И Павлина веерное диво.

Что нам в бледном утреннем обмане?

И Павлин, и Змей – чужие людям.
Вот они растаяли в тумане,
И мы больше видеть их не будем.

Мы дрожим, как маленькие дети,

Нас пугают времени налёты,
Мы пойдём молиться на рассвете
В ласковые мраморные гроты.

1907

Смерть

Нежной, бледной, в пепельной одежде
Ты явилась с ласкою очей.
Не такой тебя встречал я прежде
В трубном вое, в лязганье мечей.

Ты казалась золотисто-пьяной,

Обнажив сверкающую грудь.
Ты среди кровавого тумана
К небесам прорезывала путь.

Как у вечно жаждущей Астреи,

Взоры были дивно глубоки,
И неслась по жилам кровь быстрее,
И крепчали мускулы руки.

Но тебя, хоть ты теперь иная,

Я мечтою прежней узнаю.
Ты меня манила песней рая,
И с тобой мы встретимся в раю.

Осень 1905

Думы