Они с Эклунд успели обменяться лишь вежливыми приветствиями и комплиментами, когда за очередным поворотом мелькнула тень.
Потом фигура человека в чёрном появилась из-за колонн.
— Я ничего не успел понять. Боль… прошила насквозь, — рука Ирвина непроизвольно потянулась к животу. — Но я разглядел лицо. Это был он… Ролан фон Крауз, три года назад преступивший закон… и пропавший в Ветрах.
Ирвин перевёл дух.
— Это не всё, — сказал он.
— Эклунд… — выдохнула Исгерд.
Ирвин кивнул. Злость придавала ему сил.
— Ролан расстрелял и её. А потом… — он неопределённо повёл рукой. — Исчез в такой вспышке… как вихрь вырвался из Ветров.
Исгерд молчала. Информации оказалось слишком много, чтобы осмыслить её за один раз. А Ирвин тем временем продолжал:
— Везде… была кровь… Но я видел заряд… бомбу… Я пополз к выходу… Сам не знаю, как сумел разбить стекло.
«Подползти к бомбе и отключить её тебе, конечно же, в голову не пришло», — подумала Исгерд, но тут же одёрнула себя. Далеко не каждый бы вообще куда-то пополз.
— Спасибо, — она встала. — Вы очень помогли.
Она повернулась и пошла прочь.
— Вы расстреляете его? — донеслось из-за спины.
Исгерд стиснула зубы и, так и не ответив ничего, вышла из палаты.
Дом Рейнхардтов погрузился во мрак и куда больше походил на обитель умирающего, чем больница, в которой изнывал от нестерпимой боли Ирвин.
Ещё издали Исгерд почудился запах тлена, но она отогнала от себя эти безумные мысли. Однако едва ступив в прохладу тонущего в сумраке коридора, поняла, что была права.
Распахнув разукрашенную золотыми виньетками чёрную лакированную дверь, она остановилась, глядя на супруга, раскинувшегося на широкой кровати. Ноги Волфганга были широко раздвинуты, и между них примостилась худенькая черноволосая девушка. Другая покрывала поцелуями его грудь.
В воздухе стоял дым от кальяна, наполненного гашишем, а сам Волфганг держал в пальцах мундштук.
Исгерд не умела быть мягкой. Она понимала, что расположение Волфганга сейчас играет немалую роль в наведении порядка в Гесории, но просто не могла сдержаться.
— Все вон, — распорядилась она. Подошла к окну и распахнула его настежь, впуская в комнату холодный осенний воздух.
??????????????????????????
Затем шагнула к Волфгангу и отобрала у него мундштук.
— И я? — слегка заплетающимся языком поинтересовался супруг.
Исгерд поджала губы и опустилась на край кровати. Нащупала на запястье инъекцию детокса, которую всегда носила с собой, но решила её сохранить. Трезвый Волфганг мог оказаться ещё более неприятным собеседником, чем такой.
Тот откинулся на подушки и обиженно смотрел на неё. Исгерд не знала, с чего начать. Наконец поймала ладонь супруга и, сама не веря себе, мягко произнесла:
— Волфганг, я знаю, что тебе сейчас нелегко…
Если бы не врождённая бледность, щёки Исгерд наверняка залились бы сейчас огнём.
У неё не получалось врать. Этот процесс был для неё мучительнее всего. Она предпочла бы перенести любую боль, только бы не говорить слов, в которые не верила сама.
Волфганг, кажется, всё происходящее прекрасно понимал.
Он выдернул руку и спустил на пол ступни — с другой стороны кровати.
— Не смей меня жалеть, — бросил он через плечо, нащупывая пальцами ног домашние туфли.
Затем поднялся и, подойдя к зеркалу, набросил рубашку и принялся завязывать шейный платок.
— Сегодня день траура по твоему отцу.
Исгерд тоже встала и, обойдя постель, остановилась у него за плечом.
С опухшим, раскрасневшимся лицом Волфганг всё равно оставался красив как фарфоровая кукла — пусть и чуть-чуть потрёпанная.
На себя же Исгерд удавалось смотреть с трудом. Уродливый шрам с рваными краями мгновенно притягивал взгляд.
— Ты решила заменить мне отца? — в голосе Волфганга послышались истерические нотки.
Он развернулся, очевидно, намереваясь перейти к атаке, но Исгерд не сдвинулась ни на шаг и в итоге оказалась припёрта к туалетному столику, почти расплющена между его краем и животом супруга.
Близость мужа вызывала у Исгерд нестерпимое отвращение. Она никогда не любила чужих прикосновений. Знала, что иногда их не избежать — но всё равно не любила. И даже тот Волфганг, которого она узнала в Академии три года назад… Даже его руки Исгерд хотелось сбросить со своих плеч. Этот же обрюзгший, потерявший всякое подобие благородства, похожий на полуопустевший мешок, и вовсе был ей противен.
И всё же Исгерд заставила себя поймать лицо супруга в ладони и пристально всмотреться в его глаза.
— Волфганг. Твоего отца больше нет. Теперь ты будешь решать судьбу своего Дома сам. Ты должен…
— Я не хочу! — Волфганг в ярости вырвался из рук Исгерд, но даже ярость его казалась Исгерд беззубой и святой. — Отца больше нет! Я больше не должен ничего и никому!
Исгерд помолчала, подбирая слова.
— Но ты собираешься возглавить Дом? — уточнила она.
Волфганг тоже молчал, будто не знал, что сказать.
— Если ты не сделаешь этого, то не сможешь решать даже за себя.
— Уйди! — Волфганг оттолкнул её. — Я ненавижу тебя! Прочь! Не смей касаться меня, не смей заговаривать со мной! Ноги твоей больше не будет в доме моём!