Еще один баловень судьбы

— Так ведь внутри, возможно, дамы будут. При них на народном языке разве поговоришь?

Когда Антон усаживался в свое кресло после второго антракта, мимо него по ряду протиснулась соседка и втихаря сунула ему в руку какую-то картонку. Полуотвернувшись от ее мужа, он увидел, что это визитная карточка, на которой выгравировано:

Marseille Grimaud. Produits d,epicerie (Бакалейные товары). Rue de la Croix.12.

И внизу приписано карандашом:

«Завтра он уедет в Марсель. Ах!»

«Вот такая вся из себя скромница! — кривовато улыбнулся Антон. — Мы, значит, пашем на благо семьи, а они влегкую заводят связи. Ах, ох, эх! Хорошо, что я завтра линяю из вашего городка, мадам, а то пришлось бы терзаться в сомненьях…»

Глава пятьдесят седьмая. От Авиньона до Монако

Наутро оказалось, что мест в дилижансе до Экс-ан-Прованса (первого города на шоссе в Геную) нет. Мэтью-штык впал в уныние, но Антон, предвидевший этот вариант, подошел к пассажиру, купившему место на крыше, отозвал его за угол дилижанса (где топтался Мэтью) и сказал:

— Мсье, я предлагаю Вам выгодную сделку: за билет стоимостью один франк Вы получите 5 франков и в Экс поедете завтра. Нам же крайне нужно уехать вдвоем сегодня.

Дюжий верзила смерил барчука презрительным взглядом и вдруг сказал:

— Давай 10 франков, иначе шиш вам, а не билет!

Антон возмутился, но внешне этого не показал, а изобразил внутреннюю борьбу и все-таки достал из портмоне десять золотых монет.

— Стоп, я передумал! — заявил наглец, оскалившись. — Вы мне и двадцать дадите!

Антон поднял как бы в растерянности руку к затылку и кипящий от наглости субъекта Мэтью обрушил на его голову песочный кистень. Антон тотчас подхватил падающее тело, уложил его беззвучно на землю и влил в рот немного арманьяка из фляжки. После чего они с разных сторон вышли из-за дилижанса и стали ожидать завершения посадки.

— Где же этого верзилу черти носят? — заорал кучер. — Кто-нибудь его видел?

— А это не он лежит около переднего колеса? — крикнул кто-то. Тут поднялась понятная кутерьма, в итоге которой целехонького вроде, но бесчувственного и явно поддатого пассажира оттащили внутрь станции, а кучер стал от всей души ругаться из-за потери части барыша. К нему подскочил Мэтью, сунул франк, не взяв билета, кучер враз сменил брань на хохот, стегнул лошадей, и дилижанс покатил из Авиньона.

В Экс они приехали еще засветло, но дальше дорога поднималась в горы и лошадям следовало хорошо отдохнуть. Сняв в постоялом дворе один номер на двоих, путешественники стали заполнять вечерний досуг: Антон вновь преобразился в туриста, а Мэтью отправился на кухню с тем, чтобы уговорить повариху приготовить для мсье Фонтанэ и его помощника эксклюзивный ужин.

В Эксе не было архитектурных чудес света, но в нем оказалось много уютных двухэтажных дворянских особняков (когда-то здесь обитал граф Прованса и его многочисленная дворня), меж которыми уже начинали зеленеть платаны, каштаны, каменные и пробковые дубы, а также расцвел миндаль, заполнивший воздух чудесным запахом и придавший свету сиренево-фиолетовый оттенок. Долго гулял Антон по этому подобию Эдема, и никто его прогулку не оскорбил: ни перебранкой, ни действием.

Старания Мэтью даром не пропали: нагулявшего аппетит Антона ждал в номере изысканный ужин по-провансальски, а именно буйабес (густая похлебка из трех сортов рыб с луково-томатно-чесночным соусом), а также омлет с трюфелями (их немножко осталось с осени, но Мэтью выпросил), а на десерт нуга Монтелимар на основе миндальных орешков плюс лавандовый мед, яичный белок, ваниль и фисташки. Осоловевший от обильной еды Антон раздевался на автопилоте, но увидев, что постель в номере совсем узкая, все же задал вопрос: где будет спать Мэтью?

— Не волнуйтесь за меня, мон колонель (Мэтью узнал, наконец, последний чин своего командира), — ухмыльнулся хитрован. — У меня постель будет получше Вашей, а главное, что в ней будет еще очень горячая бабенка! Ох и житуху Вы мне организовали!

— Причем тут я? — удивился Антон. — Ты сам все это сегодня провернул.

— Так-то так, но ничего этого у меня без Вас бы не было…

Наутро выезд состоялся рано, так как до Фрежюса на побережье Лигурийского моря было около 25 лье (115 км) и все по горным дорогам. Местами пассажирам приходилось выходить из колымаги и идти в гору пешком, а местами они неслись под гору километров под 20 в час! Антон с наслаждением обозревал горный ландшафт, а невыспавшийся Мэтью обретался между дремой и явью с риском слететь с крыши. В конце концов, Антон пересадил его на свое место, а сам залез на крышу и от подъема чувств даже распевал иногда песни своей и отцовской юности (типа «Я свободен» или «Здесь вам не равнины»).

— Что за тарабарщину Вы поете, мсье? — спросил, наконец, его кучер. — На каком это языке?