Еще один день

Собрался весь педсостав, тренеры, повара и медработники. Тетки расхаживали в вечерних платьях, мужчины щеголяли в брюках и светлых рубашках, а самые модные нацепили яркие галстуки или, того хуже, черные "бабочки". В помещении стоял гул, как в приемные часы в собесе.

Позвенев вилкой по бокалу, с речью выступил Вожак. Не мудрствуя лукаво, Руслан Вафович откупился парой штампованных фраз о дружном, сплоченном коллективе и о необходимости спортивного воспитания подрастающего поколения.

Его спич встретили аплодисментами.

Валерка с Эдиком сидели напротив футбольного тренера, круглого, с пушистыми усами старичка, похожего на Якубовича.

— Парни, водочку употребляем? — спросил он дружелюбно.

— Совсем немного, — сказал Эдик и придвинул стопку.

Выпили. Валерка потянулся к салату "Мимоза".

Выступающего доктора сменил Болтушкин. Но его никто не слушал. Слова завхоза тонули в нарастающем праздничном шуме.

Старший воспитатель исполнила на гитаре "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". У нее оказался на удивление приятный, высокий голос.

— Как здорово, что скоро мы все тебя не увидим, — бормотал Эдуард, щелкая пальцами, словно подзывал гарсона.

Валерка танцевал, пытаясь ухватить повариху за мясистый зад.

На всю мощь зазвучал кавер "Видели ночь" молдавской группы "Zdob Si Zdub". Эдик влетел в столовую и проскользил на коленях в центр круга, как рок-звезда. Затем повалился на спину и с сумасшедшим хохотом попытался исполнить нижний брейк-данс.

Валера рухнул под стол, увлекая за собой часть скатерти и глубокую тарелку с любимой "Мимозой".

Директорский племянник добрался до коробки "Отдохни". Варварски распотрошив ее, он сорвал пробку с бутылки и сделал большой глоток. Ирина Владимировна рискнула отнять у него казенные пол-литра. Эдик прижал флакон к груди, как антилопа, отпрыгнул и прокричал:

— Руки фу! Не прикасайся ко мне!!!

К домику Эдика с Валеркой транспортировали Болтушкин, "Якубович" и доктор Симаков.

— Я ничего не вижу, я ничего не вижу, — плакал Валерка, волоча ноги по земле.

Только наутро друзья вспомнили, как к ним, валяющимся в расхристанных позах на крыльце, подошел Руслан Вафович и произнес одну лишь фразу: "Вы уволены".

11

Старенькая "Волга" ждала вожатых у проходной. Болтушкин курил, развалившись в водительском кресле. Двигатель урчал, из выхлопной трубы скатывались капли масла.

Было пасмурно, накрапывал дождик.

Ребята положили сумки в багажник. Гитару Эдик усадил рядом с водителем, уперев гриф в мягкий подголовник кресла. Спросил у завхоза сигарету.

— Какие-то хреновые у нас проводы, а? — затянувшись, охрипшим голосом проговорил Эдуард. — Переаншлаг просто.

— Да уж. Хоть бы кто-нибудь из детей, ради приличия, пришел. Неблагодарные…

— И не надейся, — Эдик передал недокуренную "Тройку" Валерке, — считай,

что они про нас уже забыли. Память у них короткая, как у аквариумных рыб.

— Ну вы там скоро? — выглянул из салона Карлсон.

Друзья сели на заднее сиденье, захлопнули дверцу. Машина тронулась, миновала распахнутые ворота и лихо понеслась по проселочной дороге. В клубах пыли, вздымающихся из-под колес, вожатые не могли заметить Весту, которая, высунув язык и фыркая, мчалась следом, в надежде догнать стремительно исчезающий автомобиль.

Поцелуй вождя

Окончив восьмилетку, Галина простилась с родителями и поехала в Горький. Поступила в ПТУ на швею. Ей выделили комнату в общежитии, где жили еще три девушки. Высокая и стройная Катя, рыжеволосая Алена и хохотушка Света.

Однокурсницы недолюбливали Галину.

— Фи, дикарка пришибленная, — морщилась Катя.

Держалась Галя особняком. Оставаясь одна в комнате, она вышивала крестиком или подолгу смотрела в окно.

Но однажды в Галю влюбился парень из соседнего корпуса ПТУ. Рослый, широкоплечий Борис был похож на древнегреческого атлета. Густые, черные, как воронье крыло, волосы, светло-серые глаза. Боря учился на автослесаря и по вечерам боксировал в спортзале.

Галину он повстречал случайно. В парке, на праздновании Первого мая. В сером трикотажном платьице с красной ленточкой на груди, Галя стояла поодаль толпы и равнодушно наблюдала за происходящим.

— Девушка, вас кто-то обидел? — улыбнувшись, спросил Боря.

Галя смущенно опустила глаза и пожала плечами.

Каждый вечер Боря приходил с гитарой под окна женского общежития. Он устраивался на лавочке и, пощипывая струны, напевал, неумело подражая голосу Высоцкого.

Писал записки с пылкими признаниями в любви, пока сердце девичье не растаяло.

Как-то раз Боре удалось затащить Галю в клуб.

Девочки хихикали в ладошки, наблюдая за тем, как неловко она переставляла полные ножки в танце.

— Повезло нашей колхознице, — ехидничала Катя, — гляньте, какого кавалера подцепила.

— Угу, — кивала Света, — таким вот и везет всегда. А ты попробуй, отбей.

— Да без толку. Он как кремень. Приворожила она его, что ли… Ведь ни кожи, ни рожи. Обидно, девки…

Как-то раз под вечер, лежа на кровати и рассматривая выкройки, Галя услышала три коротких свистка — условный сигнал Бориса.

Она подлетела к окну и распахнула форточку.