Еще один круг на карусели

Все это только усиливало мое растущее недоверие к так называемой демократии, которая сводит участие граждан в управлении страной к визитам на избирательные участки раз в четыре-пять лет и которая повсюду в мире приводит к власти людей посредственных, бездарных или нечистых на руку. Демократия сейчас — это система, поощряющая банальность и ложь в рекламных целях, а вовсе не мудрость и нравственную стойкость. Именно абсурдность этой системы делает сегодня из Сони Ганди, милой синьоры из Пьемонта, возможного будущего премьер-министра «самой большой демократической страны в мире», как Индия себя называет. Неужели страна более чем с миллиардным населением нуждается в том, чтобы ею руководила итальянка, даже не говорящая на национальном языке? Выходит, что это так, на рынке голосов ее кандидатура высоко котируется, потому что она — вдова Раджива Ганди. А он стал премьером (и был убит) из-за того, что был сыном Индиры Ганди, которая в свою очередь стала премьер-министром потому, что была дочерью Неру. Ну а Неру стал премьером потому, что его назначил сам Ганди, Махатма Ганди. Разве Соня Ганди родственница Махатмы? Ничего подобного, но люди так считают, потому что у них одна фамилия. При этом она у них общая оттого, что Индира, урожденная Неру, предусмотрительно заставила мужа с фамилией Gandy поменять ее на прославленную Gandhi.

Бедный Ганди, теперь всеми позабытый! Он одевался по-крестьянски, обходился самым малым и мечтал о свободной и независимой стране, не капиталистической и не коммунистической. О стране, выражающей чаяния миллионов деревенских жителей, которые для него воплощали подлинную, вечную душу Индии. Он стоял за «малое», а не за «большое», за человека, а не за машину, за естественное в противовес искусственному.

«Когда трактор можно будет доить, а его навоз можно будет использовать как удобрение или горючее, только тогда я предпочту его корове», — говорил он. Он исколесил Индию вдоль и поперек и хорошо знал свою страну и свой народ. Только в Индии ниша в стене может быть «табачной фабрикой»; деревянный навес на четырех столбиках может днем быть лавочкой гладильщика, а ночью его спальней. Только в Индии «гамча», яркий лоскут, которым лодочник или рикша утирает пот, может стать и покрывалом в прохладную ночь, и тюрбаном в жаркий полдень.

Ганди был убежден, что «малое — прекрасно», и экономист Фриц Шумахер, его большой почитатель, развил эту идею в экономическую теорию, которая, казалось, замечательно подходила к индийским условиям. Шумахер отстаивал необходимость защищать маленькие местные предприятия от больших фирм и транснациональных корпораций, которые в противном случае сглотнут их, как акулы рыбешек. Шумахер, как и Ганди, говорил, что экономика должна основываться на том, «что важно для человека», а не на безнравственном принципе прибыли. Но и Ганди, и Шумахер сегодня забыты.

«Дегандизация» Индии началась при Неру, которого сам Ганди избрал преемником, допустив при этом, возможно, одну из самых серьезных ошибок в своей жизни. Неру был антиподом Ганди. Он был утонченным человеком, он был элегантен. Он был против «малого» и ратовал за «большое», весомое — крупную промышленность, крупные плотины, крупные заводы. Даже любовь у него тоже была «большая» — не к какой-нибудь рядовой индианке, а к англичанке Эдвине, жене лорда Маунтбаттена, британца до мозга костей, вице-короля Индии.

Тяга к «весомому» в политике сохранялась почти у всех правительств после обретения независимости. И чем больше времени проходит, тем больше Индия принимает облик такой же страны, как все: с большой армией, мощным вооружением (включая атомное), мечтой стать великой державой. Все меньше опираясь на индийскую деревню, чья чистота и естественность были идеалом для Ганди, Индия все больше вовлекается в «деревню» глобальную, в которой из «подлинного» — только алчность.

Разница между штатами Тамилнад и Керала бросалась в глаза. Я понял, что мы пересекли границу, когда окружающее вдруг стало более ухоженным, более чистым. Кералой не управляют актеры, ставшие политиканами; здесь в содружестве действуют коммунисты и христиане, которым удалось обеспечить в своем штате самую высокую в Индии грамотность.

Я смотрел в окошко на ярко-зеленые рисовые поля, на глинобитные дома, выкрашенные в красный цвет, на коров с цветочными венками на рогах и подтянутых мужчин, одетых в «доти», и в голову приходило слово «довольство». «Доволен» — это меньше, чем «счастлив», но так говорят о том, кто не страдает от отсутствия чего-либо. Вот что объединяет всех индийцев: они довольны, следовательно, умиротворены. А для покоя нужно укротить собственные желания, как советуют Упанишады и Гита.

Индия — бедная страна, но у ее людей меньше потребностей, меньше амбиций, и поэтому это куда более «довольная» страна, чем другие. Видимо, ненадолго: глобализация приносит и в Индию желания, свойственные людям в остальном мире, и это гложет ее «довольство», ее умение «обрести покой».