Треск раздираемых парусов свидетельствовал о том, что морские разбойники целили в рангоут. Ни одно из ядер не попало в корпус фрегата. Нападавшие (Естественно добрые спасатели) явно хотели сохранить судно на плаву, взять его на абордаж. Освободить несчастного страдальца от пыток.
— Интересно, во сколько Бонду обошелся этот спектакль? Костюмы? Декорации? Реквизит? — в голову мафиози закралась алчная мысль. — Он, что думает? Что я, за просто так, буду покупать у него камни?
Корабли медленно сближались.
— Гуд блис Амэрика! — настоящий американ бой успокоился. (Всё равно спасут.) Он оценил окружающую обстановку, разобрался кто на чьей стороне. И начал поддерживать армию спасения. Тех шустрых ковбоев, что шли под чёрным флагом.
— Ви а чемпионс! Парни: Квотербек, Тейлбэк, Фулбэк вперёёёд! Хей-хей… Нападай, защищай, побеждай!!! Вы же хотите, чтобы про вас помнили! (Примечание автора. «Боже, благослови Америку. Мы чемпионы. И другое…» Хьюго произносит патриотические слова — призывы — кричалки зазывалки болельщиков по «американскому футболу» по отношению к пиратам — победителям).
— Давайте, сделайте этих сопливых желторотиков! Еееее! — во всё горло орал сумасшедший, привлекая к себе внимание.
Внезапно, на реях «Себастьяна де Базан» появились развернутые паруса, и перед носом галеона поднялась горою пена, указывая, таким образом, на его резкое ускорение. Загудело, засвистело в парусах. Канаты зашумели на блоках, реи заскрипели, ветер ударил в передние полотнища, и красавиц галеон, изящно и быстро покачиваясь, лихо развернулся другим бортом к неприятелю.
А затем…
Одевшийся в белоснежные одежды, он с громыханием, потрясшим весь корпус, практически в упор расстрелял «жалкую английскую гончую» бортовым залпом из двадцати трех пушек и семнадцати каронад.
Нежданный шквал огня и грохота вихрем пронесся по кораблю преследователей. Ядра размерами от крупного апельсина до небольшой дыни, с неистовой силой прошили трехфутовую толщину бортов английского судна, превратили пиратский парусник в беспомощную развалюху: Поломали мачты, заклинили пушки, завалили палубу обломками рангоута, обрывками такелажа и грудами парусины, фрагментами человеческих тел.
Ход разбитой пиратской посудины резко замедлился, вода волнами хлынула в пробитый трюм, а дон «Себастьян де Базан», величаво расправляя паруса, медленно выходил из боя. Слегка покачиваясь на волнах, «испанский гранд» словно склонился в элегантном поклоне, и вежливо удалялся, поставив все паруса, вплоть до лиселей.
— Вива! Тронкос инглес! Кон миль дьяблос! — со стороны победителей зазвучали насмешливые крики прощания.
— Черт вас всех раздери, проклятые бритиши! — даже Хьюго понял, что спасители проиграли. Он почувствовал, как нервная дрожь пробирает его от мозга и до костей. Не в силах ничего предпринять, он просто стоял привязанный к мачте, наблюдал за происходящим, сжав кулаки так, что ногти чуть не до крови впились в ладони.
— Неумехи! — обида разъедала его. — Какой чудило учил вас, в ваших секретных школах? Кто так стреляет и водит корабли? А эта старая ведьма? (Примечание автора. Наверно Хьюго имел ввиду Королеву.) Куда смотрит? Смех, да и только! Не могут взять на абордаж одну старинную посудину! А ещё, суперагенты!
— Тьфу, идиоты!
Израненный, умирающий корабль англичан плюнул ядом из последних сил, больше из обиды, вдогонку торжествующим испанцам. Несколько ядер со свистом достигли палубы галеона. Разнесли в щепки часть обшивки, вырвали из неё щепы размером с человеческую ногу. Зазубренные и острые, как лезвие клинка деревянные дротики, разлетаясь, разорвали фальшборт, порвали оснастку.
Хьюго почувствовал жгучую боль в левом виске, словно его сильно огрели битой по голове. Картина мира задрожала, поплыла, а затем кто-то взял и просто выключил свет.
Глава 25
— Гррр-пс-пс, гррр-пс-пс — чернобородый, высокого роста, коренастый, с большой головой и черными, как смоль волосами Макарка Дутышев, лежал на широкой лавке в подклете барского дома и тяжело храпел, с посвистом. Богатырь распластался на спине, широко раскинув ноги, густая, темная борода колыхалась по груди.
В полу-мрачном помещении чисто и просторно. От щелястых сосновых стен духовито пахнет смолой. Над крепкой дубовой дверью чадят два тусклых фонаря.
— Макарка! — невысокий, косоглазый, в драной сермяге слуга, придерживая овчину, начал толкать сонного. Кудлатая голова качнулась, и храп смолк.
— Хваре спать. Давай, сподымайся.
Богатырский храп прекратился. Илья Муромец почесал одну ногу о другую. Поднялся. Сел на лавку.
— Ээээваа — проснувшийся зевнул, так широко, что ворона могла залететь в появившееся дупло. Перекрестил рот. Растопыренной пятернёй поскреб шею под грязной бородой. Потянулся. Лицо сонное, опухшее. — Федотка, чаго опять баламутишь?