Флоберовские усы поникли. Сала русского в наличии не оказалось. Принесли нарезанное тонкими прозрачными листиками — смех! И молодую граппу к нему. Да вы что? Отставить! Никакой граппы! Уж будьте любезны подать настоящую русскую водку — водка-то хоть в «Максиме» найдется? Вот и прекрасно! Ледяную! И не «Абсолют» какой-нибудь шведский, а «Столичную»! И борща донского с пампушками, и солянки казацкой! Нет? А лещи есть? Вот тебе и лучший ресторан Парижа! Тогда хотя бы… Ну, вот: черного хлеба, соленых белых грибов и горчицы!
Возможно, это было не совсем то, чего хотелось истосковавшейся по русской кухне душе Боба Вульфа. Или все-таки… Аппетит у него, во всяком случае, проснулся. И вечер закончился прекрасно. Они пили «Столичную» из запотевшей бутылки, закусывая солеными грибочками и «коллонато» — хотя и тонко нарезанным, да политым не годящейся — сладкой европейской горчицей, но в совокупности с опять-таки не русским черным хлебом, все же создающим вкусовые оттенки родной закуси.
Родиону было приятно, что Боб опрокидывает рюмку за рюмкой, от души нахваливая все русское, что он с пиететом отзывается о русских и о России — может, в самом деле у него наши корни?.. Приятно, что он мог оказаться чем-то полезным этому замечательному человеку. И вообще ему было хорошо. Родион немного перебрал за ужином, и беззащитность в его близоруких глазах сменилась восторженностью.
А когда в конце ужина Боб сказал:
— Кстати, слушай, Роди. Ты ведь в Страсбурге появишься не позже ноября — верно? Есть один адресок, надо бы поговорить там с одним человеком, а потом прямо на месте проверить, что он расскажет… Ты как?
…то Родион с радостью согласился.
Нужный дом располагался недалеко от метро «Сокол». Это было добротное семиэтажное здание, когда-то выстроенное явно по особому проекту для непростых москвичей. Сейчас оно заметно обветшало, как всегда бывает в домах, жильцы которых утратили свою привилегированность. Возле второго подъезда валялся строительный мусор: разбитая плитка, протертый линолеум, какие-то мешки, заляпанные известкой. Пешком Леший поднялся на четвертый этаж, позвонил в тридцать первую квартиру. Никакой реакции. Он позвонил еще раз, уже настойчивей. Наконец, обитая потрескавшимся дерматином дверь приоткрылась.
Вместо длинного плаща потертой черной кожи с поднятым воротником, плаща почти такого же легендарного, как его хозяин, на плечах полковника Крымова была обычная застиранная клетчатая рубашка. В распахнутом вороте виднелась буроватая от загара кожа с редкими седыми волосками. Ниже — старые брюки с широким поясом. Еще ниже — новенькие китайские кеды из синей резины. Для тех, кто знал бывшего замнача УФСБ по Москве и области, картина была почти сюрреалистическая: Крымов в кедах! Но Леший, человек в системе сравнительно новый, не мог в полной мере оценить этого факта. К тому же он смотрел не на кеды, а на опущенную в правый карман руку отставного полковника.
— Майор Синцов, — представился он, протягивая удостоверение. — Майор Евсеев вам должен был звонить…
Пара недобрых жестких глаз проигнорировала документ, зато внимательно отсканировала лицо и очевидно, не нашла ничего подозрительного. Отставной полковник Крымов отворил дверь пошире, отступил в сторону.
— Да, звонил… Все новые, никого не знаю… Ни майоров, ни полковников… Да и генералов уже не знаю…
Леший почтительно вытер ноги, зашел.
Как оказалось, мог не вытирать. Квартира была разбомблена ремонтом. На полу — голая цементная стяжка в брызгах шпатлевки, куски содранного линолеума и старых обоев по углам, замызганные козлы в коридоре, штабеля бумажных мешков со всякими строительными смесями. Низкий и серый, как зимнее небо, потолок неприятно давил, заставлял пригибать голову — казалось, оттуда сейчас что-нибудь капнет, что-то грязное и холодное.
«Как в бомбаре», — подумал Леший.
Хозяин молча провел его на кухню. Ремонт сюда не добрался, зато хватало всякого случайного и неслучайного хлама, вынесенного из других комнат. Лешему был предложен застеленный пожелтевшей «Российской газетой» табурет в углу.
— Слушаю тебя, боец, — сказал Крымов.
Сам он уселся напротив, на высокую телевизионную тумбочку, и тяжело смотрел на Лешего сверху — кряжистый, матерый чекист, внушительный даже в старой домашней одежде и давно не продающихся кедах из синей резины.
Кстати, он бывший куратор первого подразделения «Тоннель», непосредственный начальник Неверова, умело державший этого бешеного пса на поводке… Об этом тоже не следовало забывать. И неспроста у него тяжело отвисает правый карман, и широкий ремень в штаны вдет тоже не случайно.
— Я по поводу операции «Семь-девять», — сказал Леший, немного потерявшийся от этого сухого официального тона. — Вы, наверное, в курсе. Эвакуация золотого запаса СССР в ноябре 41-го. Несколько тонн золота было утеряно… Хотя официального подтверждения этому нет. Ну, как и вообще ничему нет подтверждения. Даже по количеству серьезные расхождения… Вот сейчас вернулись к этой истории…
Крымов сидел неподвижно и, прищурившись, смотрел ему в переносицу.