Еще один шпион

Павел Матвеевич встал, взял папиросы с подоконника. Двигался он легко, уверенно. Возраст и контузия сказывались разве что в выехавшей из брюк рубашке (кстати — белой, праздничной) и листике петрушки, прилипшем к нижней губе, который старик упорно то ли не замечал, то ли просто не придавал значения. Лешего листик этот раздражал, все время лез в глаза, и он никак не решался сказать — вдруг обидится.

— А меня не погоните? — сказал он. — Я ведь тоже про операцию «Семь-девять» спрашивать пришел, про золото…

— А чего это? Ты бы уже не сидел здесь, куковал бы вон на остановке. У нас тут один троллейбус только и ходит, два раза проголодаешься, пока дождешься. Ты ж воевал, да?

— Откуда вы взяли? — встрепенулся Леший. — Крымов сказал?

— Нет. Я и так вижу. Не то что эти бычки совхозные. Ты наш человек, военный. Этот, как его… слово-то нерусское. Афганистан, да?

— Чечня.

— А-а. Только нет у меня для тебя ничего. Старший сержант госбезопасности Первухин, особое подразделение ГУГБ «семьдесят девять», прошу любить и жаловать. Я ж в роте боевого прикрытия был, мы по периметру стояли да охраняли. Первые картографы шли с проходчиками — они до самого нижнего горизонта спустились и там дополнительные тоннели пробивали. Которые для отводу глаз — это так сначала было задумано, — которые для вентиляции, а которые для той самой закладки. Но какой из них на какое дело пойдет — этого они не знали. Уже за проходчиками шла усиленная спецрота управления госбезопасности, одни капитаны да майоры. Эти-то слитки и закладывали, они-то и определяли, куда золото ляжет. И картографы у них другие были, свои, спецовские. Вот так от. А мы, рота прикрытия, в эти дела не вникали…

— Ну, где это было? — терпеливо выспрашивал Леший. — Хотя бы примерно? Откуда заходили, на какую глубину?

Первухин задумался. Лицо его было испещрено морщинами, как печеное яблоко.

— На объект «Х» заходили из туннеля спецметро. Линия номер один. Из Кремля в область, в город подземный, чтобы, значит, на крайний случай товарища Сталина спасать, ну и правительство, генеральный штаб… Вот так от.

Леший кивнул.

— Знаю я эту линию. Ну, а координаты места?

Первухин удивленно хлопнул себя по коленям.

— Ну, ты даешь, молодежь! Да если б кто из нас координатами стал интересоваться, я бы с тобой тут не разговаривал и птичек не кормил! Тогда времена были не шутейные… Прямо перед строем расстреливали!

Он опять задумался.

— Думаю, объект «Х» на территории Кремля расположен. Точнее, под территорией. Или где-то рядом с ним. И еще — спускались туда по очень широкой трубе, метров десять диаметром, по вделанным в стену скобам. А золото опускали лебедкой, троса было метров 100, а то и 150…

Леший повеселел.

— Ну вот, это уже кое-что! И приблизительные координаты, и примерная глубина… Выходит, четвертый уровень?

— Не знаю я этих уровней. Я-то на самый низ и не ходил. Но больше ста метров прошли, в самую гранитную «кость» уперлись. Из-за этого все и получилось. У проходчиков щит был экспериментальный, для твердой породы, какая-то там температура создавалась высокая, любой камень не то что крошился — плавился, с паром уходил. А когда вентиляционные тоннели пробили, воздух холодный затянуло вниз — ноябрь-то морозный был, не то что сейчас. Вот так от. И температурный перепад сделался. От него в одну ночь то ли два, то ли три штрека разом обвалились. Вместе со спецротой, со всем грузом, который при них был.

Павел Матвеевич ожесточенно раздавил выкуренную до мундштука папиросу о дно тарелки.

— Ну, тут, конечно: диверсия, ага! Время было лихое, немец под самой Москвой, разборки короткие. Нескольких шишек институтских, которые щит проектировали и подземные штреки рассчитывали — тех в течение часа к стенке. Хотели проходчиков расстрелять заодно, так руки коротки — все они под землей полегли со всей техникой. Отправили тогда нас, роту прикрытия, разбирать этот камень, спасать что можно. Недельки полторы-две мы там помытарились — гиблое дело, да и сразу было понятно… Потом трупы гнить начали под завалами. Ну и нас тогда наверх, под трибунал всех да по штрафбатам… Вот и вся история.

Птичий шум за балконной дверью утих, словно скворцы тоже внимательно прислушивались к рассказу деда. Первухин быстро глянул на Лешего, сгреб в его тарелку остывшие уже пельмени из миски, наполнил рюмки, толкнул под локоть.