— Известно только, что это молодая девица, — сказал Эдик, и я вздрогнула.
— Ты ведь помнишь, что сказала мадам Матильда? Жертва должна родиться под знаком Рака. А еще там должны быть изумрудные занавеси, пурпурные подушки и попугайчик в клетке!
— Конечно, я помню, Марина, — ответил нежно Эдик, и я изобразила потерю сил, потому что мне так хотелось, чтобы милый журналист принялся опекать меня. — И у меня даже имеется адрес. Правда, не сомневаюсь, что туда направляется уже половина журналистской братии Лос-Анджелеса, ведь не у меня одного имеются свои люди в полиции.
— Значит, мы опоздали? — произнесла я трагическим голосом.
Признаюсь, в тот момент мне было глубоко наплевать и на «Зодиака», и на его новую жертву. Ибо маньяком в тот момент была я сама, а тем, на кого я открыла охоту, — Эдвард Холстон.
Эдик нежно улыбнулся мне, а у меня заурчало в животе, хотя и не столько от любви, сколько от голода. Журналист продолжил:
— Какой прок от того, чтобы толпиться около высотного дома? Полиция все равно не разрешит осмотреть место преступления.
— О, мы можем остаться у меня в номере… — предложила я, искренне надеясь, что Эдик согласится.
Но журналист то ли не заметил моей ловушки, то ли, наоборот разглядев, изящно ушел от нее, сказав:
— Сегодня, самое позднее под вечер, все успокоится. И мы нанесем туда визит.
— Ты хочешь… — начала я, но Эдик прервал меня:
— О, это не будет называться вторжением в чужую квартиру или проникновением на место преступления. Но мы ведь имеем право узнать, что там произошло, если полиция не желает говорить правду.
Мобильный телефон Эдика запел, и он в течение десяти минут разговаривал с кем-то, довольствуясь, к моему сожалению, по большей части междометиями. Завершив разговор, Эдик странно взглянул на меня:
— Это снова звонил мой осведомитель. Имя убитой девушки — Кристина Монг, она работала стриптизершей в одном из ночных клубов. Убийца отрезал ей голову.
— Прямо как Лере Свентицкой! — вырвалось у меня.
— И, как в случае с твоей хозяйкой, убийство совершил «Зодиак». Он оставил на теле жертвы серебряный медальон с изображением зодиакального созвездия Рака, а также нарисовал закорючку на зеркале в ванной комнате Кристины Монг. И еще… — Он понизил голос. — У нее имеется волнистый попугайчик, а в комнате — изумрудного цвета занавеси и пурпурные подушки.
Я задрожала и, натянув одеяло под самый подбородок, произнесла томным голосочком (от такого мужчины, по моему собственному опыту, млеют):
— Ах, Эд, мне так страшно!
Как я и ожидала, журналист приосанился, придвинулся ко мне и бодро заявил:
— Марина, тебе ничего не надо бояться, когда я с тобой!
Вот он, момент истины! Его губы находились всего в нескольких сантиметрах от моих, я чувствовала горьковатый аромат одеколона Эдика, моя рука легла ему на затылок…
И снова зазвонил треклятый мобильный телефон! На сей раз — мой собственный. Напряжение спало, момент был упущен, Эдик отпрянул. Я схватила изукрашенный стразами серебряный аппаратик и гаркнула:
— Ну что еще?
Звонил генеральный директор издательства, который желал получить известия по ходу расследования, а также сообщить мне, что я должна сменить отель — подобные расходы бюджетом нашей поездки не предусматривались. Я елейным голоском сообщила, что расследование продвигается на всех парах, и добавила, что фотография отрезанной головы Валерии Артуровны была прислана убийцей по почте ФБР. Когда представится возможность собрать писательницу воедино и транспортировать в свинцовом гробу на родину, я не знала. По всей видимости, не ранее, чем отыщут «Зодиака» и изымут у него голову Леры. Тогда моя патронесса наконец-то будет доставлена самолетом в Москву, где ей устроят роскошную панихиду и закопают где-нибудь на Ваганьковском. Хотя нет, скорее всего, госпожу Свентицкую кремируют, а прах ссыплют в пузатую бронзовую посудину, что найдет последнее упокоение в «Холле Славы» родимого, заработавшего на Лериных детективчиках миллиончики, издательства, между плевательницей и урной. Представив себя жертвой произвола американской юстиции, я сумела выбить разрешение и дальше жить в пятизвездочном отеле, наврав, что меня собираются пригласить в несколько ток-шоу, и клятвенно обещав, что там я буду продвигать родное издательство и его авторов. Хотя Леру Свентицкую и ее книги и так уже основательно «продвинули», но вряд ли другие писатели захотят лишиться головы за право стать всемирно известными.
— Длинная рука Москвы… — пошутила я, завершив разговор с генеральным. Затем я вспомнила о том, чем мы занимались, пока нас не прервал звонок, но, увы, журналист уже не был настроен романтически.
— Ты помнишь Дану Хейли? — спросил он, и я скривила лицо. Еще бы, как я могу забыть особу, желавшую навесить на меня расчленение Валерии Артуровны.
— Думаю, мы должны с ней переговорить, — сказал Эдик.
— Зачем? — вскинулась я.