Еще один знак зодиака

Зоя Орлова была богата. Вернее, очень богата. Не считая денег, доставшихся ей после смерти состоятельных родителей, у нее был накоплен свой собственный, более чем солидный капитал, заработанный в течение двадцатилетней карьеры балерины. Кроме того, она была любвеобильной женщиной, и если очередной ее поклонник преподносил бриллиантовое ожерелье, дарил породистого арабского скакуна или замок в Тиволи, то она никогда не отказывалась от презента.

Мисс Колтрон и я жили в отдельном большом номере, который примыкал к апартаментам балерины. Примерно неделю спустя после прибытия в Лондон нас посетила делегация солидных адвокатов, которые взяли на себя улаживание всех формальностей по моему удочерению Зоей Орловой. Банкир Несмеянов пытался отговорить ее от этого шага, но Зоя, гордившаяся тем, что имеет собственную голову на плечах, никогда не прислушивалась к мужчинам, отводя им две роли в своей жизни: любовников и меценатов.

По причине того, что мать моя умерла давно, а батюшка – недавно, и я была круглой сиротой (причем не имелось ни единого родственника, близкого или дальнего, коей мог бы заняться моей судьбой) и пребывала не в России, а в далекой чужой стране, процедура удочерения отняла не много времени.

Когда Зоя наконец-то обзавелась собственным особняком в фешенебельном районе, я уже официально считалась ее дочерью. Мисс Колтрон тоже последовала за нами, так как балерина не могла представить, чтобы бедняжка уехала куда-то на юг Англии, в унылое свое родное селение, где ее никто не ждал и где у нее не было бы даже крыши над головой.

Все невзгоды прошлых месяцев забылись, как страшный сон. Сознаюсь, даже страшная кончина батюшки более не терзала меня, ибо для меня началась совершенно новая жизнь. Жизнь, в которой у меня были матушка и мисс Колтрон, превратившаяся не то в заботливую тетушку, не то в добрую бабушку.

Особняк, купленный по распоряжению Зои банкиром Несмеяновым (с этим типом она, слава богу, быстро рассталась), больше походил на дворец. Желание хозяйки выполняло не менее дюжины проворных слуг, обстановка поражала византийской роскошью, и в гостях у Зои бывали влиятельные и богатые люди – практически все мужчины.

Мне потребовалось достаточно долгое время, чтобы назвать Зою «мамой». Когда я произнесла это коротенькое словечко (за завтраком, который, по обыкновению, имел место около полудня), балерина сначала замерла с чашкой какао в руке, а затем бурно разрыдалась.

Надо признать, что о воспитании моем в ту пору заботилась вовсе не матушка, а добрая мисс Колтрон. Зоя как-то пыталась объяснить мне что-то по алгебре или латыни, но, во-первых, ее знания были чрезвычайно поверхностны, а во-вторых, во всем, что не касалось балета, она была очень нетерпелива.

Светская жизнь в английской столице, являвшейся в те годы центром мира, увлекала ее гораздо больше, чем занятия с приемной дочерью. В нашем особняке один за другим проходили приемы, праздники и балы, а как минимум три раза в неделю Зоя сама выезжала с визитами и возвращалась уже под утро, изможденная и сонная.

Не забывала она и о своей карьере – выступала на сцене, впрочем, довольно редко, требуя непомерный гонорар. Ее «Умирающий лебедь» Сен-Санса уже тогда был признан вершиной балетного искусства, и чтобы посмотреть на великую Зою Орлову, английские аристократы и нувориши были готовы выложить кругленькую сумму.

Моя же жизнь текла гораздо более прозаично: режим был не таким, как у матушки, а день наполнен совершенно иными заботами. Мисс Колтрон заявила, что сама будет преподавать мне, и участь оказаться в интернате миновала меня стороной. Зою я видела нечасто, обычно всего раз или два в день, когда она призывала меня к себе в будуар и одаривала эфемерным поцелуем в лоб. А иногда мы выезжали в ландо на прогулку. Остальное время суток я проводила с мисс Колтрон или в одиночестве – за книгами.

В то время, в возрасте десяти-двенадцати лет, я впервые и прочитала один из романов известного автора детективов Квентина Мориарти, не подозревая, что судьба тесно свяжет нас. Но до этого предстояло еще многому случиться.

Видения мои утихли и более не тревожили меня. Во всяком случае, приходили не так часто, как в России. Было ли это связано с потерей родины, обретением матушки или, возможно, физиологическими изменениями в моем растущем организме, не мог бы, наверное, ответить ни один из профессоров медицины с Харли-стрит.

И все же я знала заранее о том, что мисс Колтрон скончается. Бедняжка долгое время жаловалась на боли в груди, и когда наконец ее осмотрели врачи, то выяснилось, что у нее запущенный рак молочной железы. Она буквально сгорела в течение четырех месяцев, ставших самыми тяжелыми в моей тогдашней жизни. Приближался мой пятнадцатый день рождения, и мисс Колтрон более всего боялась, что умрет в важный для меня день.

В моем видении именно так и было, и я бы отдала все на свете за то, чтобы мне никогда не исполнилось пятнадцать. Но судьба не ведает жалости, и мисс Колтрон, находившаяся под действием морфия, ушла навсегда в то незабываемое утро.