Еще одна сказка барда Бидля

Как же нам хорошо! Мы резвимся, без конца жуем что-нибудь вкусное, даже и вправду затеваем хоровод вокруг нашей елочки во дворе, к которому присоединяется и Блейки! Он орет какие-то несуразные песни, машет лапами, вечерами запускает своих светлячков, чтоб нам было не так темно играть в снежки. И каждую ночь, когда я устало закрываю глаза, добравшись до кровати, я будто сквозь ресницы вижу их теплый свет и слышу мелодичный нежный звон, разлитый в воздухе. И поблескивание шариков. И аромат пряностей и корицы…

Я не знаю, сколько проходит дней, я их просто не считаю, дав себе честное слово побыть немного счастливым и беззаботным. Но только вот в один из дней, когда мы вбегаем с улицы, разгоряченные, раскрасневшиеся, все в снегу, и просим у Блейки глинтвейн, он, виновато глядя на меня, протягивает нам только два бокала - Рону и Герми. И я сразу все понимаю. Мир сразу же облетает ненужной шелухой, трескается позолота, превращаясь в пыль. Мне становится больно дышать, но я же не могу ничего никому объяснить, просто понимаю, что должен уйти немедленно, немедленно уйти отсюда, пока меня не скрутило прямо здесь, перед Роном и Герми. Я бормочу что-то про «очень устал, голова закружилась», тащусь наверх и думаю, что они не должны особо горевать без меня. Найдут чем себя занять без моих любопытных глаз - это последняя великодушная мысль, которая еще приходит мне в голову, прежде чем там воцаряются пустота и ужас. Я еле успеваю добраться до ванной, где меня буквально выворачивает. Я хватаюсь за раковину, пытаюсь перевести дух, но меня безостановочно тошнит, пока я не ощущаю, что пуст и чист, прозрачен и невесом. Что мир радости на этом для меня окончательно закончился. Померкли краски, зеленое и алое, золото и серебро моей, наверное, последней елки в этой жизни. И перезвон колокольчиков… Сани, влекомые оленями, ангелы с трубами - все разъехались, разлетелись, оставив меня одного посреди серой пустоши, где все дороги ведут ниоткуда и в никуда.

Я ни о чем не думаю, просто долго отмываюсь в ванной, одеваюсь, разжигаю камин и усаживаюсь курить на подоконник. От сигареты кружится голова, но я все равно курю, курю, чтобы заполнить пустоту и ожидание. Не холодно, не тепло, не страшно - мне никак. И когда за моей спиной бесшумно появляется Снейп, я просто оборачиваюсь и прямо смотрю ему в глаза. И он все понимает.

- Гарри, - начинает он, но я прерываю его.

- Не надо ничего объяснять, сэр, я и так все знаю. Уже?

- Да, можешь собираться.

Видимо, что-то в моем лице все же настораживает его, потому что он смотрит на меня немного обеспокоено и неожиданно говорит:

- Не надо бояться. Ты же знаешь, у нас нет иного выхода.

- Не надо меня жалеть, сэр, Вам не идет, - горько говорю я и отправляюсь в ванную, чтобы избавиться от одежды и облачиться в тонкий халат, который мне тоже скоро не понадобится.

Я не спрашиваю его, где Рон и Герми, и так ясно, что он уже запер их в подвале. Я не спрашиваю его, готов ли он - сейчас он не в халате, а в мантии, но если он уже пришел за мной… Думаю, под мантией на нем ровно столько же тряпья, сколько на мне сейчас - нисколько. Мне страшно смотреть в глаза своему отражению - они очень напуганные, а я не хочу, чтоб Снейп видел, как мне страшно. И не копаясь на этот раз ни секунды, я открываю дверь ванной и делаю быстрый шаг к нему - я готов. Он, не говоря ни слова, молча протягивает мне флакон с зельем - еще пара секунд, и человеческая речь, как и прочие звуки, станут мне недоступны.

На этот раз мы вместе выходим из комнаты, вместе проходим по коридору и спускаемся вниз - ему нет нужды подгонять меня. Я загнал все свои страхи так далеко, что им еще долго не выползти. Мне кажется, внутри меня просто маленький черный шарик, твердый и холодный, он где-то там, рядом с сердцем, поэтому, когда все закончится, мне будет непросто жить дальше. Но от этой беды есть хорошее и проверенное средство. И я его знаю.