Еще одна жизнь (СИ)

- Тебе понравилось, как я пою? - спросил он, присаживаясь ближе к ней, ему захотелось обнять ее и прижать к себе, но он испугался самого себя.

- Да, очень. У тебя великолепный баритон, ты мог бы петь на сцене.

- Спасибо, - усмехнулся Вильдам, - но карьера артиста меня никогда не прельщала. Я пел для себя, для друзей, для самых близких мне людей.

При этих словах он посмотрел на нее, но Елена не увидела в его глазах той любви и нежности, которые там были. Он сидел, отвернувшись от костра, а ее, наоборот, слепил свет, иначе бы она поостереглась кокетничать с ним.

- А для меня ты споешь?

У Вильдама закружилась голова, потемнело в глазах, верный признак поднимающейся из глубины души сдерживаемой страсти. Он стиснул гитару, сглотнул комок, подкатившийся к горлу, и сказал тихим осипшим от волнения голосом:

- Для тебя я готов не только петь.

Елена все поняла, почувствовала тщетно скрываемое им возбуждение, и ей надо бы "сдать назад", но "как вожжа попала ей под хвост".

- А что еще? Танцевать? - спросила она с легким вызовом и томно посмотрела ему в глаза.

Глупая коварная девчонка! Что же ты наделала? Больше он не мог терпеть. Он отбросил гитару (хорошо, что она упала на траву, а не на камни, и только слегка брякнула), притянул Елену к себе и стал осыпать ее поцелуями. Сказать, что это было для нее неожиданностью? Так нет. Сказать, что это было ей неприятно? Тоже нет. Она не сопротивлялась, но и не отвечала ему взаимностью, просто позволяла себя целовать. На мгновение он оторвался от нее, сделав над собой огромное усилие, посмотрел ей в лицо, боясь прочитать на нем гнев и осуждение. Но в нее, как бес вселился.

- И это все, что ты можешь для меня сделать? - ровным голосом сказала она, прищурив черные от возбуждения глаза и слегка раздувая ноздри.

Теперь Вильдама было не остановить. Он впился в ее губы долгим поцелуем, крепко прижимая к себе. А затем встал, поднял ее на руки и понес к орешнику. Она удивилась: неужели он несет ее к машине, там же Надежда? Но он прошел мимо и донес ее до самой скалы, поставил на ноги, крепко стиснул руку и, раздвигая другой рукой ветки орешника, уверенно повел ее за собой вдоль стены. Она, молча, шла за ним. Протиснувшись в расщелину и оказавшись в кромешной тьме пещеры, она испугалась и вцепилась в его руку. Он щелкнул зажигалкой, обнял ее за плечи и повел дальше. Через несколько шагов она увидела впереди слабый свет, они вышли под звездное небо: вокруг поднимались почти отвесные черные стены, под ногами пружинил толстый слой мха. Вильдам потянул ее вниз. Его сильные властные руки, не встречая сопротивления, принялись поспешно раздевать ее, а бархатный голос звучал в самых ее ушах:

- Маленькая моя девочка! Милая, желанная моя! Хрупкий, нежный мой цветочек! Солнышко мое золотое!

А она подумала: "А Андрей ласковее и целуется нежнее... Андрей!.. Боже, что я делаю?!"

- Нет!

Она резко, рывком, со всей силой оттолкнула Вильдама и села, судорожно поправляя брюки и натягивая назад майку и свитерок. От неожиданности Вильдам откатился в сторону, приподнялся и посмотрел на нее непонимающими мутными глазами.

- Нет?

- Нет. Прости меня, прости! Я виновата, я не сдержалась, я перегнула палку. Прости меня! - она закрыла лицо руками и заплакала.

Вильдам пришел в себя, и плачущая Елена показалась ему маленькой, обиженной им девочкой. В нем проснулась отеческая жалость и нежность к ней. Он придвинулся, осторожно обнял ее за плечи. Она вздрогнула, он сразу убрал руки, но снова попытался еще бережнее обнять ее, она позволила. Тогда он заговорил:

- Это ты прости меня, маленькая моя. Это я не сдержался. Это я виноват. Виноват, что люблю тебя, что тоскую и бешусь без тебя, что вообразил, будто могу соперничать с молодым здоровым парнем...

- Не надо, Вильдам. Ты ни в чем не виноват, это я тебя спровоцировала. Прости меня, глупую заразу.

- Не говори так, - он прижал ладонь к ее губам, - никакая ты не глупая, тем более не зараза.

- Самая настоящая зараза!

- Хотя, может быть. Я уже второй, кто болен тобою, - попытался он пошутить. - А сколько в твоей жизни еще будет жертв...

Она криво улыбнулась.

- Вот видишь, я кругом виновата: и тебя спровоцировала и Андрею изменила.

- Ну-ну, прямо уж, изменила... как раз таки, нет. А то, что мы немного потеряли головы, ему не скажем. Пусть, это будет нашей тайной.

- Угу...

Они посидели некоторое время молча.

- А как же Надя? - тихо спросила Елена.

- Она хорошая, но в моем сердце может жить только одна женщина.

Они еще помолчали.

- Еленушка, родная моя девочка, - сдержанно, боясь ее снова напугать своей горячностью, сказал Вильдам, легонько повернув ее к себе лицом, - не выходи за него замуж, выходи за меня. Я никого никогда так не любил, как люблю тебя. Я с тебя пылинки буду сдувать, выполнять все твои капризы. Клянусь, что никогда не обижу тебя, - с каждым словом, он незаметно для себя распалялся все больше и больше и, не сознавая этого, все крепче и крепче сжимал ее плечи.

Она молчала.