Еще одно путешествие на край земли

Вдоль полосы прибоя прыгали три небольших пингвина, внешне заметно отличающихся от тех, с которыми мне приходилось общаться в Антарктиде. Именно в надежде на такую встречу я и свернул к берегу. Я не ошибся: у воды резвились ослиные пингвины — коренные, оседлые жители Кергелена. Хотя этот вид и не образует больших колоний, на архипелаге он наиболее многочислен. Ослиных пингвинов читают самыми сварливыми, непоседливыми и раздражительными. Тем не менее в отличие от своих сородичей, мигрирующих с севера на юг в зависимости от сезона, они не покидают острова. Кто знает, как объяснить их тоскливые, пронзительные звуки. Что это — призыв, обращение к соплеменникам или просто печальный крик пингвиньей души, этой «неудавшейся», как ее порой называют, птицы, которой не суждено подняться в воздух?

Три ослиных пингвина решительно не желали фотографироваться. Они плюхнулись на грудь, быстро заработали крылышками и нырнули, только их и видели! А жаль — в окрестностях Порт-о-Франс пингвинов мы больше не встречали. Эти птицы не обладают спокойствием тюленей и не любят, когда их часто тревожат. А станция с ее современным техническим оснащением — постоянный источник беспокойства. Надо также учитывать, что яйца пингвинов — признанный деликатес, и среди них яйца ослиного пингвина, по мнению знатоков, самые вкусные. Конечно, теперь, когда острова объявлены заповедником, вряд ли кто станет обижать пингвинов. В прошлом же их взаимоотношения с человеком складывались отнюдь не идиллически. Обер де ла Рю упоминает, что всего сто лет назад пингвины шли под выжимной пресс хозяйничавших на островах промышленников: хотя жира в них было маловато, зато «сырье» всегда было под рукой. Иной раз из-за отсутствия топлива тушки шли в топку, чтобы поддерживать огонь под большими котлами, где перетапливался тюлений жир. В других случаях, например на острове Сен-Поль, их использовали в качестве приманки для ловли лангустов. Для этого пингвинов забивали до смерти дубинками и, содрав шкуру, бросали в сети. Но порой дело доходило до садистских развлечений: пингвинов обливали керосином и поджигали. Вечером в темноте промышленникам, очевидно, занятно было смотреть, как мечутся живые факелы. В наше время, когда все говорят о защите природы, такое отношение к беззащитным птицам представляется варварским. Я помню, что, когда однажды в Антарктиде на императорского пингвина любители развлечься напялили тельняшку, многие возмущались: «Разве можно так мучить птицу!»

Однако кергеленские пингвины, предки которых испытывали на себе ужасы «инквизиции», показались мне чересчур уж пугливыми, не в пример своим доверчивым антарктическим собратьям, которые не только не убегают от человека, но, наоборот, с любопытством устремляются к нему.

Воздух на берегу особый — терпкий, насыщенный крепкими йодистыми испарениями. Под ногами гниют выброшенные волнами длинные коричневые водоросли. Одни напоминают тонко нарезанные куски кожи, другие — темные шнуры, к которым словно для украшения подвешены пузатые, наполненные воздухом колбочки, очевидно играющие роль поплавков.

Я с трудом отдираю одну из плетей водоросли-дюрвилеи для коллекции. На блестящей мокрой плоскости виден рисунок внутреннего строения, похожий на сплетение кровеносных сосудов. И становится не по себе, будто ты оторвал часть от какого-то живого организма. А щупальца морских растений колеблются негодующе и тянутся к сапогам, шлепающим по мелководью.

Старые, выброшенные на берег водоросли далеко не так привлекательны. Тугие гладкие стебли утеряли свой блеск и превратились в невзрачную сморщенную бечеву. Очевидно, то же произойдет и с моим обрывком. Но когда видишь живое, не хочется верить в его эфемерность.

Пока я бродил по пляжу, геологи, достигнув конечного пункта маршрута, повернули назад, и мы встречаемся. Довольный Ганс показывает оранжевые обломки халцедонов.

Время в маршруте всегда летит быстро. Близится вечер и возвращение на корабль, а Порт-о-Франс мы еще не осмотрели. Жадно прошагав эти первые километры по кергеленской земле, все вдруг ощутили непривычную тяжесть в ногах. Ганс, который предпочел нашим испытанным резиновым сапогам свои новые маршрутные ботинки, стал прихрамывать.

Начал моросить косой колкий дождь. Мы заторопились: то греха таить, нас не оставляли мысли о жареной крольчатине. Наконец мы добрались до окраины станции. Тут среди рядов строений из гофрированного железа, напоминающих ангары, находился офис, где работал Мишель. Мы вошли внутрь и оказались в уютном кабинете с большим письменным столом, книжными полками и радиоэлектронными схемами на стенах, чередующимися с цветными изображениями обольстительных красавиц.

Мишель широким жестом высыпал на стол горсть красивых отполированных агатов — нам на память. У нас тоже есть что подарить нашему проводнику: открытки с видами Москвы и Ленинграда, значки, марки, бутылочки фирменных напитков. Все довольны. Мишель, еще раз блеснув языковыми познаниями, предлагает продолжить осмотр станции.

ПАМЯТЬ О ЗИМОВКЕ