Еще одно путешествие на край земли

Среди множества звучных, но большей частью ничего не говорящих нам названий, заполняющих карту, мыс Ратманова на крайнем западе острова воспринимается как старый знакомый. Из книги Обера де ла Рю я помню, что такую фамилию носил французский геодезист, который в 1931 году проводил топографические исследования на побережье залива Морбиан. Ратманову было поручено выяснить возможность проектирования узкоколейных железных дорог от основных районов промысла тюленей, т. е. от их лежбищ, к местам, безопасным для подхода судов: большая часть побережья недоступна с моря из-за мелей и сильного прибоя. Этим замыслам не суждено было осуществиться, но имя французского изыскателя, возможно русского по происхождению, осталось на карте.

Из кают-компании устремляемся на почту. Идем по улице, поднимающейся вверх по ложбине, к сопке, увенчанной сетью радиоантенн. По обеим сторонам улицы аккуратные сине-голубые прямоугольники сборных домов. Это жилые здания. Мишель объясняет, что у каждого здесь своя отдельная комнатка площадью в девять — двенадцать квадратных метров. Вспоминаю, как сетовал Обер де ла Рю на малопригодные жилищные условия на станции и клял мышей, наносивших ощутимый урон его коллекциям. Однако все это было более четверти века назад, в пору организации поселка, когда этих нарядных зданий, обшитых пластиком и металлом, еще не существовало.

На почте тоже многолюдно. Местный почтмейстер ставит штемпель самолично и исключительно на французские марки. За сущую малость можно приобрести набор, специально посвященный французским полярным исследованиям. Конверт с такой маркой, погашенной на Кергелене, доставил бы тихую радость любому филателисту. Как и во времена знаменитого мореплавателя Кука, на островах предпочитают натуральный обмен. Вскоре с помощью Мишеля мы все становимся обладателями памятных конвертов со штемпелем почтового отделения Порт-о-Франс.

С почты мы заглядываем на расположенную поблизости электростанцию. В машинном зале все блещет чистотой. Ровно гудят дизели. Лицо обдает теплый, насыщенный запахом смазки воздух. У пульта улыбается приветливый парень. Со стены ободряюще подмигивает знойная брюнетка с ромашкой в зубах.

Удивительно! Французы — признанные ценители прекрасного пола — ограничивают состав своей экспедиции одними мужчинами. В Антарктиде первыми нарушили эту традицию американцы. Они смело начали включать женщин в состав сезонных и зимовочных партий. А вот нашим соотечественницам работать на ледяном материке не приходилось.

Но нет сомнения, что в самом ближайшем будущем Антарктида будет «открыта» для наших отважных женщин. Тем более что уже многие из них активно добиваются этого.

А что касается французов, то создавать или не создавать на Кергелене мужскую заповедную территорию — это, как считает наш пассажирский помощник, их «внутреннее дело».

...Мы спускаемся назад, к берегу залива. Здесь на восточном краю поселка среди типовых построек весело поблескивают стеклами две оранжереи. Заглядываем внутрь. На грядках яркая зелень салата, петрушка, спаржа и даже красные цветы, напоминающие герань. Оранжереи подсвечиваются кварцевыми лампами: солнца в этих облачных широтах не хватает. Вот у нас в Антарктиде, наоборот, напряженность солнечной радиации исключительно высока и оранжерейное подсобное хозяйство могло бы обходиться без дополнительного освещения. Опыты наших антарктических овощеводов-любителей даже в неприспособленных помещениях дают прекрасные результаты.

Мишель великодушно дает нам по листику салата. Из соседствующего с оранжереей сарайчика доносится кудахтанье.

— Сто яиц дают в день, — с гордостью поясняет наш гид, присев на корточки и прихлопывая себя по бедрам. — Есть у нас и инкубатор.

— Значит, свежая курятина, яичница, — соображаем мы.

В специальном загоне за курятником грустно жмутся друг другу приземистые бараны.

— Муфлоны, — объясняет Мишель. — Их специально завезли сюда, и они прижились в горах. Но иной раз, в холода, их много погибает.

Хрюканье из соседнего сарая говорило само за себя: Мишелю не требовалось давать пояснения. Мы не стали заглядывать туда, а направились к берегу. У воды среди тюленей паслась стайка домашних уток. Утром они приходят к морю кормиться, к вечеру сами возвращаются в загон на станцию. Иногда в загоне оказывались пингвины: очевидно, были приглашены в гости. На Кергелене утки не редкость. Здесь обитает и дикая утка Итона — небольшая по размеру, но, как утверждал Обер де ла Рю, наиболее ценная на Архипелаге благодаря нежному мясу.

Ферма Порт-о-Франс несомненно произвела на нас впечатление. Нам стало ясно: французы здесь отнюдь не стали вегетарианцами. Правда, из-за нехватки кормов в местном хозяйстве недоставало коров. Очевидно, для крупного рогатого скота ацена — мало пригодная пища. Следовательно, молоко на Кергелене, как и у нас в Антарктиде, порошковое. Но в случае крайней необходимости, как нам объяснил Мишель, доят овец.