Еще раз о немецких деньгах

Таково взволнованное предупреждение Ленина. В нем, однако, бросается в глаза большой интерес к Моору, о котором Ленин отзывается не так уничтожающе, как о Гримме. Заслуги Моора перед международным социалистическим движением до 1914 г. были хорошо известны Ленину . Его недоверие 1917 г. было результатом отчаянного положения его партии после неудавшегося летнего путча, его собственной изоляции и нападок русских "правительственных" социалистов из-за связей Ленина и его партии с немцами, которыми они якобы были куплены. То, что это недоверие было обусловлено временем и носило преходящий характер, и к тому же должно было побудить Радека и Ганецкого (Hanecki) к осторожности в общении с Моором, доказывают тесные контакты Ленина с Моором после удавшейся революции. Это видно в числе прочего из документов, приведенных в приложении. Как бы то ни было, пожилым человеком Моор по инициативе Ленина жил с 1919 по 1927 г. в Доме ветеранов Международного революционного движения.

Сам Моор пишет в упоминавшемся выше отчете австро-венгерскому посланнику в Берне о себе в третьем лице, как о бывшем редакторе "Tagwacht", "который не принадлежит к Циммервальдским левым, и заменить которого одним из своих "радикальные" горячие головы не решаются". Посланник заметил по этому поводу в своем докладе: "своего намерения поехать в Россию Моор не осуществил, потому что как раз в середине июня поднялся большой шум из-за аферы Гоффмана-Гримма. Он не является принципиальным противником Гримма и Циммервальдских левых, но несмотря на различные хорошие рекомендации к ведущим русским политикам всех направлений, его бы слишком строго контролировали из-за его известной симпатии к странам Центральной Европы, что помешало бы ему действовать". Посланник вполне верно видит позицию Моора: не принадлежа непосредственно к Циммервальдским левым, от чего его удерживали, вероятно, не только внутришвейцарские партийные обстоятельства, но и его собственное понимание развития социалистической мысли в Европе, он относился к большевикам по меньшей мере доброжелательно. Наверняка ему, как и Густаву Майеру, импонировали их энергия и революционная последовательность, недостаток которых у немецких правых социалистов последний так мучительно переживал.

После того, как Моор, находившийся с конца мая по начало августа 1917 г. в Стокгольме, съездил на короткое время для отчета в Берн, он снова вернулся в середине августа на Север. Наверняка он вернулся в Берн после того, как в сентябре стало совершенно ясно, что конференция не состоится. Если он являлся агентом "Байер" ("Baier" или "Beier"), которого вел Нассе, за что говорит очень многое, то Моор поехал в начале декабря 1917 г. в Россию через Берлин, чтобы вернуться туда в мае 1918 г. Это совпадало бы с замечанием Карла Радека в его берлинском дневнике, что Моор сразу же после победы революции поспешил в Россию. Во всяком случае, в августе 1918 г. он снова был в Берлине и в Берне, чтобы подготовить свою вторую поездку в Россию, где он находился в течение 8-9 месяцев, чтобы затем в начале марта 1919 г. вернуться через Стокгольм в Берлин. Интенсивные старания Карла Моора сделать эту поездку плодотворной для улучшения немецко-русских отношений подтверждаются документами, приведенными в приложении.

1 августа 1918 г. Моор, он же "Beier", подробно сообщил о многочисленных беседах, которые он вел в Берлине с советским послом Иоффе, а также с Красиным, Сокольниковым, Лариным и Менжинским. "Красин через 8 дней хочет поехать в Москву, Иоффе тоже, на несколько дней. Оба очень хотят взять меня с собой". Автор отчета резко полемизировал с систематическим распространением неверных сведений о положении в России. По его словам можно было бы понять, если бы этим занималась Антанта, "так как большевики, заключая сепаратный мир с Германией, не особенно заботились о благополучии Антанты. Но как может немецкая пресса собирать повсюду всякую бессмыслицу, все неблагоприятное о большевиках, менее понятно. Ибо в совершенно понятных интересах Германии с ноября 1917 г. и по сегодняшний день - сегодня даже больше, чем раньше - поддержание, а не свержение власти большевиков". В результате своих переговоров с Иоффе и другими большевиками, которые говорили с ним, по его словам, со всей открытостью и ничего не приукрашивая, автор отчета выдвигает следующий тезис: "Длительность власти современного русского правительства гарантирована, она никоим образом не ставится под сомнение восстанием левых эсеров. Фундамент ее существования еще не подорван."