Алек вновь подавляет желание поднять руку и почесать кончик носа. Если его спросят, чем он занимался на вечеринке, то он честно ответит: «Старался не чесаться». Он помнит, что, если смажет грим, Иззи исполнит свое обещания встать на парту на уроке литературы и на весь класс громко объявить о том, что Алек влюблен в мистера Бейна.
Про наблюдение за танцором он, конечно, ей не расскажет.
Но чертов грим… И зачем было разукрашивать все лицо, чтобы сделать из него вампира? Разве накладные клыки и круги под глазами (натуральные, кстати) не являются единственными атрибутами этого персонажа? Оказалось, что нет. Помимо пузырька бутафорской крови и плаща Изабель выдала ему потрепанный, но элегантный смокинг и коричневые туфли, которые явно принадлежали кому-то из пра-пра-пра Лайтвудов.
Вечеринка, к слову, действительно выходит грандиозной. В общежитие приходят все, даже несколько юных помощников преподавателей — наверняка без ведома директрисы. Музыка громкая, в ярко-красный пунш, помимо красителя, добавлен алкоголь, каждый пришел в костюме, и обстановка заставляет сердце трепетать. Даже Лайтвуд, который никогда не боялся паутины или отрубленных голов, несколько раз вздрагивал от резких звуков.
Алек еще раз бросает взгляд на двигающуюся в самом центре холла фигуру и одергивает себя.
— Иззи, — он наклоняется к сестре, которая сидит рядом, облокотившись на Саймона. Ее туфли закинуты под столик, потому что танцевать на каблуках слишком даже для Изабель. — Я скоро вернусь.
Она кивает и улыбается темно-бордовыми губами. Ее хвостики в стиле Харли Квин и подкрашенные мелками волосы покачиваются в такт музыке.
Алек встает и, держась ближе к стене, идет на второй этаж общежития. По лестнице удается подняться легко, его не шатает из стороны в сторону, и вообще он выпил только пару стаканчиков пунша, а это ничтожно мало для того, чтобы опьянеть.
В коридоре между комнатами тихо и почти безлюдно, из-за дверей доносятся недвусмысленные звуки, и Лайтвуд хмыкает себе под нос: какая школьная вечеринка может обойтись без утех в постели? Он проходит мимо двери, ведущей в их с Саймоном комнату, и двигается в конец коридора, когда сзади раздаются шаги, а потом его бесцеремонно хватают за руку и разворачивают на сто восемьдесят градусов.
Алек моргает и автоматически пытается вырваться из хватки, пока не поднимает взгляд, и до него не доходит, что он видит перед собой. Кого видит перед собой.
Черные бесформенные брюки, такая же водолазка и темная маска, открывающая только нижнюю часть лица.
Незнакомец тяжело дышит, сжимает хватку на запястье и бегает глазами по лицу Алека, всматривается, словно пытается найти там ответы на все вопросы, а потом очень медленно поднимает вторую ладонь и касается рукой в перчатке его светлой скулы.
Алек рвано выдыхает и начинает дрожать от этого легкого и почти невесомого прикосновения. Он теряет себя с каждой секундой, растворяется в мужчине напротив, ловит на себе этот взгляд и чувствует, как начинают гореть щеки.
В голове вспыхивает образ выгибающегося тела, двигающегося так, словно оно было самой музыкой. Алек никогда и ни на кого не смотрел так прежде, кроме…
Лайтвуд не знает, что происходит — его мозг отключается на какое-то время, пока руки и тело продолжают жить своей жизнью. Он обхватывает чужие плечи, прижимает к стене и обрушивается на его губы, целуя яростно и страстно, вкладывая всего себя, все непонимание и дикое желание.
Даже если бы маска закрывала все лицо, не узнать мистера Бейна было бы все равно невозможно. Слишком много времени на уроках Алек проводил, наблюдая за каждым движением этих губ или стараясь поймать взгляд раскосых глаз.
А мистер Бейн не останавливает его. Он отвечает на поцелуй, чуть прогибается в пояснице и прикрывает глаза, руками притягивая Алека ближе к себе. Как будто тот мог бы отстраниться. Никогда и ни за что, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Воздуха катастрофически не хватает, и Лайтвуд отрывается от губ мистера Бейна, но только для того, чтобы покрыть легкими поцелуями щеки, подбородок и шею и втянуть носом аромат древесного парфюма.
Если бы он знал, насколько это прекрасно, прижал бы мистера Бейна к доске прямо на уроке литературы. Он бы наплевал на ошалелые лица одноклассников, на исключение из школы, и просто любил бы. Боготворил, обожал до мурашек, бегущих по спине, и перехватывания дыхания.
Как можно было так попасть?
Ладони Магнуса спускаются ниже, царапают ногтями кожу через футболку, совершенно не обращая внимания на то, что у Лайтвуда вырывается стон, и забираются под ткань.
Тишину коридора нарушают только звуки поцелуев и тихие стоны. Алек ласкает губами шею, прикусывает солоноватую кожу и чувствует, как все его тело начинает гореть. Мозг затуманен уже давно, но одна мысль просачивается сквозь эту пелену и больно бьет изнутри по вискам.
Что, черт возьми, происходит?