Еще шла война

— Мы же договорились, Николай Архипович, целик не трогать, а что получается?!

— А что получается? — удивленно переспросил Шугай.

— То, что Соловьев со своими дружками вот уже несколько часов долбят там уголь.

— Вы с ними говорили, Татьяна Григорьевна? — спокойно спрашивал Шугай.

— Они и слушать не хотят. Не буду же я их силой тянуть из забоя.

— Хорошо, я сейчас спущусь в шахту.

Шугай пришел уже в конце смены. С трудом преодолевая насыпи угля, которым была завалена порядочная часть штрека, он полез в забой и вскоре появился оттуда со всей бригадой. Круглова слышала, как он кого-то ругал, что-то доказывал, а десятник Соловьев, как заведенный, повторял одно и то же:

— Да разве мы во вред, мы же для фронта, Николай Архипович…

Когда забойщики ушли, Шугай осветил аккумулятором гору угля, сказал, не в силах скрыть радостного волнения:

— Ой молодцы!.. Смотри, как тряхнули стариной. Как думаешь, Татьяна Григорьевна, тонн двадцать будет?

— За такое самовольство надо отдавать под суд, — не отвечая на его вопрос, сказала Круглова.

— Судить их, ясное дело, никто не станет. Старость у нас не судят, но какую-нибудь меру наказания я им придумаю, — пообещал он.

— Чтобы я их больше в шахте не видела!

— Не надо нервничать, Татьяна Григорьевна, — успокаивающе положил он ей на плечо руку, — все обошлось — и ладно. А теперь давайте подумаем, как вывезти отсюда уголек.

— Это не так просто, — сказала Круглова, — чтобы погрузить уголь в вагонетки, надо настелить метров двадцать рельсов или весь его перелопатить.

Участок был обречен на самообрушение, поэтому отсюда убрали узкоколейку.

— Добро, Татьяна Григорьевна, — согласился Шугай. — Сегодня не будем рушить уголек. Займемся им в другой раз.

Он знал, когда пустить уголь в дело. Это его неприкосновенный запас и в случае срыва производственного задания — надежный спасательный круг.

А на другой день штрек сам по себе обрушился и навсегда похоронил под обвалом породы уголь, добытый бригадой Соловьева.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

Шугай все с большей раздражительностью и подозрением относился к главному инженеру. Ему казалось, что она следит за каждым его шагом. Почти все его распоряжения Круглова подвергала критике. Черт его дернул разрешить Соловьеву добывать уголь в заброшенной выработке. Хотел как лучше, а все обернулось против него самого. Круглова каким-то образом узнала о его разговоре по телефону с Соловьевым и теперь подсовывала ему этот злополучный случай, как препротивную понюшку.

В последнее время она все настойчивее наседала на Шугая, требуя ускорить пуск второго нижнего горизонта. Николай Архипович сам отлично понимал такую необходимость. Но трест пока что не отпустил средств для этой цели. На его базе не было мощных насосов, а без них скоро не выхлебаешь воду из затопленных выработок. Но Кругловой это будто не касалось.

Однажды, войдя к нему в кабинет, она развернула на столе какой-то чертеж, сказала:

— Это сегодняшний и завтрашний день нашей шахты. — Шугай, посмотрел на чертеж, покачал головой, усмехнулся:

— Вы все о том же…

— А о чем же еще, — упрямо возразила она. Подошла к нему сбоку, склонилась над чертежом, принялась рассказывать. Выходило так, что угольный пласт верхнего горизонта приближается к своей роковой черте. Как оказалось, во всем ей помогли разобраться геологи треста.

— А на сколько хватит нам верхнего горизонта, они не сказали? — поинтересовался Шугай.

— На год, не больше, — не подозревая подвоха, ответила Круглова.

Шугай оживился:

— На год, говорите? — переспросил он. — Дай бог, Татьяна Григорьевна, дожить нам до той поры! К тому времени не один, а целых два новых горизонта откроем. И война, надо полагать, закончится. — Выбрался из-за стола и нетерпеливо зашагал по кабинету. — Мой вам совет, милейшая, — продолжал он, — оставьте пока что в покое этот ваш второй горизонт. Качаем потихоньку воду из него, и ладно. В данный момент давайте нажимать на то, что имеем в наличии.

Пока он говорил, Круглова, не глядя на него, молча свертывала чертеж и, выждав паузу, сказала раздраженно:

— Вы так рассуждаете, будто шахта нам нужна только до окончания войны, а там — хоть трава не расти.

Шугай остановился, серьезно посмотрел на нее.

— Уголь нужен сейчас, Татьяна Григорьевна, в данный момент. Без него нам скоро не добить фашиста.

— К чему эти прописные истины, — болезненно поморщилась она, — фронту нужно в два, в три раза больше угля, нежели мы даем. Но разве это значит, что мы должны брать только то, что под рукой, что ближе лежит, не заботясь о том, где возьмем уголь завтра. А ведь он нужен будет и после войны и, пожалуй, побольше, чем теперь.

Шугай чему-то улыбнулся.

— Вот вы, Татьяна Григорьевна, считаете, что я страдаю близорукостью, а у вас, на мой взгляд, сильно прогрессирует дальнозоркость. А ведь это тоже болезнь. Смотрите далеко, а то, что поблизости, извините, под самым носом, не видите или не хотите видеть. Так не мудрено споткнуться и лоб расшибить, — и довольный, что ему удалось подкузьмить главного, неестественно громко рассмеялся.

Круглова, нисколько не смутившись, спокойно возразила: