Еще шла война

Он приподнялся на руках и стал ползти вперед ногами, волоча за собой целый пласт скользкого слежавшегося сена. Став на ноги, он вдруг заметил, как створчатая полуоткрытая дверь сарая сильно накренилась вправо, затем влево, точно огромный маятник. Вместе с дверью шатнулись весь сарай и земля под ногами. В одно мгновение в глазах потемнело. Он потерял равновесие и всем своим огромным телом повалился на сено.

…Когда Вишняк пришел в себя, возле него стоял все тот же солдат с трубкой. В руках у него была консервная банка с водой. Он уже поил его: гимнастерка на груди Вишняка была влажная, и на губах и на подбородке ощущались капли воды.

Увидев, что Вишняк открыл глаза, солдат обрадовался и сказал:

— Вот и хорошо. Вставать больше не станешь.

Вишняк не понял, что же было хорошего: то ли, что он больше не будет подниматься с места, или то, что он пришел в себя. Он только подумал об этом, но ничего не сказал.

— Я попервах решил доктора покликать, — говорил солдат, — да у них там такая кутерьма… Раненых привезли. Не стал и беспокоить. Пустяк, думаю, и от воды отойдешь. Студеная водица — она от всех болезней врачует.

И солдат снова сокрушенно произнес: «Беда!» — и погрузился в свои думы.

Вишняк полежал еще несколько минут, затем стал медленно подниматься. Дверь сарая уже не косилась, как прежде, и под ногами почва была устойчивая, твердая. Солдат все это время внимательно наблюдал за каждым его движением.

— Ты куда же это? — тревожно спросил он, когда Вишняк переступил порог сарая.

Вишняк посмотрел на него, чему-то неопределенно улыбаясь: не то вспомнил что-то, не то умиляло почти отцовское беспокойство неизвестного ему человека.

— В роту к себе пойду, — сказал он решительно. — Этак я могу и в окопе отлежаться. Только я там нужнее, понятно? — выкрикнул он последние слова.

Солдат даже не повел бровью.

II

Вишняк зашел в санчасть и твердо заявил о своем намерении вернуться в роту. Доктор внимательно, изучающе посмотрел на его богатырскую фигуру и в ответ только махнул рукой.

Санитару выдали бинтов и ваты. Все это он уложил в новенькую санитарную сумку и вышел на крылечко избы. Было еще светло. Где-то далеко на горизонте появилась узкая длинная полоска прозрачного розовеющего неба. Но дождь все еще не унимался.

Он уже уходил со двора, когда неожиданно до его слуха донесся громкий знакомый голос:

— Погоди ты. Больно шустер!

Вишняк оглянулся. Навстречу ему шел все тот же солдат с трубкой. За спиной у него болтался тощий вещевой мешок с привязанным к нему до блеска вычищенным алюминиевым котелком; за плечами — винтовка.

— Чего тебе? — строго спросил Вишняк. Он все еще никак не мог привыкнуть к тому, что солдат глух, и как бы громко он ни говорил, все равно тот не расслышит его слов.

— Выходит, хотел удрать, — хитро ухмыльнулся солдат и пригрозил мундштуком трубки. — Нет, братец, один на один я оставаться не желаю. Пусть он там себе грозит, кричит, — показал он на избу, где находилась санчасть, видимо, имея в виду доктора, — мне это нипочем. Не могу оставаться — и все тут… Пошли! — вдруг решительно сказал солдат и, подхватив санитара под руку, сделал шаг вперед.

Вишняк стоял, точно вкопанный.

— Да ты из какой роты будешь? — совсем уже рассердился он.

Солдат удивленно смотрел на него, видимо, решительно не понимая, почему тот стоит, не движется с места.

— Ты что же это, раздумал или как? — даже испугался он и стал увещать товарища, чтобы тот шел к себе в роту.

— Вон ты какой! Да ты никак агитатор? — иронически спросил Вишняк.

— Вот и ладно, пошли, — снова заторопил его солдат, все еще не выпуская руки санитара из своих цепких пальцев.

— Фу ты, черт! — досадливо сплюнул Вишняк. — И привяжется, скажи на милость.

Он рывком освободил свою руку и решительно, не оглядываясь, зашагал по улице села вдоль плетней, меся грязь и разбрызгивая сапогами мутную дождевую воду.

Вишняк прошел все село, и только когда уже был далеко в степи, не вытерпел и оглянулся. На миг он даже замер на месте от удивления: солдат, раскуривая трубку, натруженной походкой шел по его следам, наклонив голову. Сизый табачный дымок обвевал его подбородок, шею и таял за тяжелой покатой спиной.

Вишняк не стал его ждать, поправил на плечах автомат и все тем же спокойным широким шагом продолжал путь.

Уже далеко позади осталось село. Артиллерийский гул с каждой минутой все нарастал и ширился. Обогнув место расположения тяжелой артиллерии, Вишняк пошел напрямик по скошенному полю. Ноги вязли в липком черноземе, и он с трудом вытаскивал их. Вскоре санитар почувствовал, как сильно, раз и другой, кольнуло в висках, и снова, как и тогда, в сарае, земля качнулась под ногами и поплыла. Он с минуту постоял, затем подошел к копне, с трудом удерживая равновесие, и сел. «Надо подождать», — решил он, понимая, что солдат теперь все равно не отвяжется от него.

Солдат остановился в двух шагах от Вишняка, снял ушанку и принялся с усердием вытирать ладонью маслянисто поблескивавшую от пота лысину.

— Шибкий ты, — говорил он, улыбаясь. — Когда-то и я был быстер, да, видать, лета одолевают.