Еще шла война

— Ну хорошо, Николай Архипович, о деле, так о деле: буфетик доверите?

Шугай перевел взгляд с нее на парторга, как бы говоря: видал такую зануду! И чтоб отвязаться, пообещал неопределенно:

— Ладно, подумаем.

— А чего думать, — как будто удивилась Клава, — парторг здесь, уверена, что против меня он руку не потянет, а с председателем шахткома вопрос согласуете в рабочем порядке.

— Да отвяжись ты наконец, — вскипел Шугай и даже угрожающе привстал на стуле. Он понял, что Лебедь просто разыгрывает его с буфетом. — Говори, зачем пришла?

— Скажу, только уговор, — спокойно начала Клава, — станете возражать, клянусь, завтра на фронт убегу, — и торопливо обмахнула себя крестом.

Шугай, с трудом сдерживая на жестких губах усмешку, сказал:

— Ты же баптистка, Клавка, в молитвенный дом ходила, а баптисты не крестятся.

— Я такая баптистка, как вы князь, — отрезала Клава.

Королев рассмеялся. Улыбнулся и Шугай. Казалось, он уже примирился с ее задиристым тоном.

— Ну, выкладывай, чего хочешь? — потребовал он.

Клава, вдруг лихо подбоченясь и словно собираясь пуститься в пляс, перегнулась через стол к самому Шугаю, медленно, с издевкой выговорила:

— Вы, миленький Николай Архипович, на немцев работали? Работали. Уголек давали? Давали…

— Ну, ты!.. Болтай, да меру знай! — оборвал ее Шугай.

— Что, обидно? — в упор дерзко посмотрела на него Клава. — Мне тоже нелегко глотать всякие шпильки, — голос ее дрогнул, нижняя припухлая губа поджалась, подбородок поморщился. — Будто не знаете, почему я к баптистам ходила… — уже с трудом выговорила она.

— Ну ладно уж, ладно, Клава, знаю, чего там… — опасаясь слез, поторопился успокоить ее Шугай. — Что ты, собственно, от меня хочешь?

Клава, не меняя наступательного тона, сказала:

— Работать, как все, хочу, уголь рубать. И чтоб сектой глаза не кололи.

— Так, — сказал Шугай, словно подытоживая что-то в своих мыслях, — что касается секты, Клава, людям языки не завяжешь; уголь рубать ты не способна: физической силы маловато. В буфет тебя, ясное дело, не посадят, — размышлял он вслух. — На эту должность старуху какую-нибудь устроят или инвалида. — И вдруг спохватился и довольно звучно хлопнул себя по лбу: — Стой!.. В коногоны пойдешь?

Лебедь молча, в изумлении посмотрела на него.

— Что, не знаешь коногонов?

— Знаю, чего там, — неуверенно ответила Клава, — в книжках про них читала. Отчаюги!

— А ты что, из робкого десятка?

Клава смущенно промолчала. Шугай продолжал:

— Жди, когда электровозы в шахте забегают, а уголек уже завтра возить придется. Не впрягать же баб в груженые вагонетки. Правда, можно бы назначить коногоном Кирея, да стар он, не управится.

Клава знала Кирея — нелюдимо-хмурого, сухонького старикашку.

— На худой конец можно бы назначить коногоном Остапова внука Тимку, — раздумчиво говорил Шугай, — лошадей он любит, но опять же — еще пацан. В шахту таких не велено допускать. А ты бы, Клавка, наверняка справилась с этой должностью. Характер у тебя подходящий, и ко всему — Берта привыкла к тебе. Гоняли б вагончики по штреку за милую душу!.. Правду говорю, парторг? — ища поддержки, взглянул он на Королева.

Тот в ответ неопределенно повел плечами: чтобы в шахте коногонила женщина, такого он ни в жизни не встречал, ни в книжках не читывал. Клава молчала, не решаясь что-либо ответить начальнику шахты. Шугай, словно ему передалось их сомнение и неуверенность, уже несколько разочарованно заключил:

— Правда, свист у тебя отсутствует, Лебедь, а коногон без свиста — все равно что паровоз без гудка: никто ему дороги не откроет.

— Это какой же свист? — оживилась Клава.

— Коногонский, — сказал Шугай. — Коногоны, знаешь, как свистят — звон в ушах.

— Знаю, чего там… — улыбнулась она, — вот так!

Клава вложила три пальца в рот, надула щеки. Пронзительный, раздирающий уши свист заполнил комнату. Шугай невольно зажмурился.

— Да ну тебя ко всем!.. — замахал он на нее руками. — Я думал, что ты богомолка, смиренная, а ты, оказывается, соловей-разбойник.

— Вы меня еще плохо знаете, Николай Архипович, — с легкой обидой сказала Клава, — а за секту кому только не лень, тот и корит. И вы нет-нет да и подольете масла в огонь…

— На тебя сколько горючего ни лей — не сгоришь, — сказал Шугай и спросил. — Так что, согласна?

— Была не была, попробую! — с какой-то отчаянной решимостью сказала Клава. — Когда приступать?

— Долго ждать не придется. Вызову.

Клава сделала широкий жест рукой, как в старинном танце, и вышла.

— Ну и девка!.. — сказал Шугай. — Ты еще не знаешь ее, парторг.

Трудно было уловить точную интонацию, с которой были произнесены эти слова, — хвалит Шугай Клавдию Лебедь или осуждает.

Королев действительно многого не знал об этой девушке.

Воспитанная детдомом, бойкая продавщица прохладительных напитков, модница, веселая, дерзкая с поселковыми парнями — вот, пожалуй, и все.

Она осталась на оккупированной территории случайно. Эшелон, в котором ехала Клава, где-то за Ясиноватой разбомбили немецкие самолеты. Оставшиеся в живых разбрелись, кто куда. Клава вернулась на «Коммунар».