Еще шла война

Сергей Вечеренко, возвратясь из командировки, утром приходит на родную шахту. «Уже с первой минуты Сергей вошел в этот открытый шумный мир легко и свободно, будто не уезжал никуда», — читаем в романе. Так, с радостным ощущением счастья, можно прийти только к близким, дорогим товарищам по труду. Здесь все родное, милое сердцу писателя: и люди, и узнаваемые, неброские, но такие неповторимые картины донецкой природы, и тот высоконравственный мир, в котором живут его герои. Эта открытая сопричастность автора к изображаемому делает его новый роман интересным, значительным по содержанию.

Совершенствуя свое писательское мастерство, Петр Чебалин художнически постигает все новые и новые глубины бурного потока жизни.

Константин СПАСЕНКО.

ЕЩЕ ШЛА ВОЙНА Роман

Часть первая

…Да разве об этом расскажешь,

В какие ты годы жила!

Какая безмерная тяжесть

На женские плечи легла!

М. Исаковский

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

На рассвете полевые орудия открыли ураганный огонь по увалистому берегу, поросшему зеленым щетинистым ельником. В воздух взлетали космато-черные столбы. А через час лава за лавой ударные соединения форсировали реку и ворвались в село Луговое. Бордовое, без лучей, солнце тяжело вставало в густой бурой пыли, в смрадном клубящемся дыму полыхающих дворов.

К крайней хате с пятнистыми от пуль и осколков стенами подкатил запыленный «виллис». Из него выскочил полковой комиссар. Он помог выйти из машины политруку с подвязанной рукой. Комиссар бережно взял его под локоть и не спеша повел через поваленные ворота во двор. Из раскрытой двери густо пахнуло залежалой пылью и плесенью — застойным воздухом давно покинутого жилья.

Комиссар усадил раненого на длинную скамью, закурил трубку и, вышагивая по комнате, спросил:

— Знаешь, чья эта хата, Королев?

Тот отрицательно вяло качнул головой.

— Выходит, хоромина эта тебе не знакома, — словно с сожалением сказал комиссар и пояснил: — Председатель колхоза здесь обитал, Горб Ничипор Иванович. Фамилия, надеюсь, тебе знакома.

Королев действительно что-то слыхал об этом человеке, и, возможно, ему приходилось встречаться с ним, но не поднял головы и не отозвался. Было не до какого-то там Ничипора Ивановича: саднящая боль мешала не то что говорить, даже думать. А комиссар, казалось, воодушевленный воспоминаниями, увлеченно рассказывал:

— В Луговом я частенько бывал. Люди здесь славные и местность красивая. Да и сам председатель — дядька хоть куда! А каких в Луговом выращивали гусей, уток… А кавуны!..

Он говорил, а где-то над крышей с нарастающей стремительностью катился сверлящий рев самолетов и потрясенная взрывами вздрагивала земля.

Комиссар присел на скамью к политруку, сказал:

— Считай, что ты уже дома. Думаю, сегодня к вечеру освободим Красногвардейск, и завтра можешь отправляться на свою шахту.

— Отвоевался, значит, — глухо выговорил Королев. И, с усилием стряхивая усталость и боль, договорил тоскливо, с обидой: — Рана ведь пустяковая, товарищ комиссар. Даже кость не задело…

— Не в ране дело, — спокойно остановил его тот, — не будь на тебе даже царапины, и тогда бы довелось остаться. Надо восстанавливать шахты. Получено указание демобилизовать часть горняков. — И улыбнулся, добавив: — Возможно, на днях и меня разжалуют.

Поднялся, пошел в соседнюю комнату и сразу же вернулся с охапкой тряпья. Вытряхнул из него пыль в сенях, свалил все на железную голую кровать и принялся с солдатской аккуратностью стелить постель.

— Можешь отдыхать до утра.

Подошел к полуразвалившейся печке, взял сапожную щетку и стал начищать порыжелые от пыли сапоги.

— Что же касается твоего «отвоевался» — чистейшая ерунда, — говорил он. — Тебя ждут бои пожарче…

За стеной, с воем перелетев улицу, разорвалась мина.

Комиссар бросил щетку на плиту, оправил гимнастерку.

— Ну, мне пора, — поспешно сказал он, — пиши, как пойдут дела на шахте. Кланяйся близким. Кто-то же, наверно, уцелел…

Обнял, поцеловал и решительно шагнул за порог.

— Берегите себя, — сказал Королев, идя вслед за ним, стараясь, чтоб шаги не отдавались в ране. В сенях остановился, оперся спиной о косяк двери, поморщился от боли. Рана была не опасная, но болела отчаянно. От усилия перебороть боль он ослабел и чуть было не свалился с ног. Словно сквозь тяжелую дремоту услышал, как натужно ноюще взревел «виллис», и вскоре шум мотора начал угасать.