Еще вчера. Часть первая. Я – инженер

После моего третьего класса, мама, глядя на мою невезучесть, решила взять власть в свои руки. С большим трудом она добыла путевку на двоих, себя и меня, в Одессу, в некий санаторий с замысловатым названием. Кажется, Лютцдорф, или что-то очень похожее. Готовиться начали заранее и очень основательно. Обновили, насколько это тогда было возможно, наши с мамой гардеробы. Был подготовлен баульчик из гнутой фанеры с кожаными петлями и ручкой. Чтобы было надежнее, отец заменил дохленькую ремешковую ручку баула металлической, надев на нее для удобства деревянную трубку из обожженной бузины. Разбойный петух был превращен в жареного, запасена и другая снедь. Папе были отданы исчерпывающие инструкции, как и чем кормить Тамилу. Нанята бричка до Рахнов. Выезд был назначен на понедельник. Все было уже готово, и наша семья просто наслаждалась погожим летним днем. Вдруг на улице показался бегущий человек – учитель физики. Он добежал до отца и выдохнул одно слово: «ВОЙНА!»

Учитель, один из немногих, имел радиоприемник и случайно услышал выступление Молотова. Кстати: одним из первых распоряжений советской власти после начала войны был приказ о сдаче всех радиоприемников. Учитель запомнил только такие подробности выступления Молотова: «вероломное нападение», бомбежка Киева, Севастополя и других городов, переход границы СССР во многих местах, отпор Красной Армии…

Это была середина дня, воскресенье, 22 июня 1941 года. Через считанные минуты по всему селу разносились крики: «Война!», «Война!»

Лицо отца потемнело и как-то заострилось. Мама всплеснула руками и сказала:

– Ну и что – война? С таким трудом удалось добыть эту путевку! Все равно поедем!

Отец только грустно посмотрел на нее, как на маленького несмышленыша. Вообще-то, незадолго до этого мы благополучно пережили несколько войн, из которых всегда выходили победителями: Халхин-Гол, озеро Хасан, финская война, захват (т. е. добровольное присоединение) Западных Украины и Белоруссии, Бессарабии. До сих пор подтверждались слова «первого маршала», что Красная Армия будет воевать на чужой территории и малой кровью (пиррову победу в финской войне тщательно скрывали). Еще очень многие верили, что при нападении империалистов на СССР, их рабочие из солидарности не пойдут воевать и поднимут восстание. Большинство, конечно, понимало, что это будет другая, тяжелая война, но об истинных размерах постигшего страну бедствия подозревали лишь немногие.

Первая военная короткая летняя ночь прошла тревожно. Над нами на восток на большой высоте пролетали самолеты с незнакомым завывающим звуком. (Гораздо позже я узнал, что на немецких Юнкерсах было два не синхронизированных двигателя. Сложение близких по частоте звуков давали биения).

Следующий день был наполнен ожиданием. За селом ночью трактор выкашивал огромное поле неспелой ржи, якобы под аэродром. На свет фар немецкий самолет сбросил несколько бомб, которые не взорвались. Говорили, что там была записка с выражением солидарности от немецких рабочих. Бомбы выкопали. Я с ребятами помчался туда. Метрах в трехстах от бомб, уложенных на телегу, в вырытой яме прятался деревенский портной Фавель, которому, оказывается, поручили охранять эти игрушки. Великолепно проигнорировав мольбы Фавеля не приближаться к телеге, мы подошли туда и начали жадно разглядывать этих первых посланцев с той стороны. Три бомбы были темно-красные, сытые, с черными выступающими кругами в носовой части и непонятными надписями. Вместо отвалившегося стабилизатора бомба оканчивалась толстым кольцом. Мне захотелось узнать длину бомбы «в попугаях». Лечь рядом с бомбами было некуда. Пришлось вырвать стебель небывало высокой в тот год ржи, измерить им бомбу, затем – себя. Длина бомбы точно соответствовала моему росту в возрасте 9 лет и 11 месяцев…

На следующую ночь меня и Тамилу разбудила мама и торопливо одела. Оказывается, метров за 150–200 от нашей хаты немец бросил две бомбы. Я спал под окном со стороны взрывов и даже не проснулся – хорошо спится в детстве! Окно не вылетело, т. к. было плотно закрыто одеялом. Догорали какие-то постройки…

Мы с мамой побежали к другу отца, Павлу Михайловичу Бондарчуку, и вместе с его семьей спрятались в глубоком погребе. Отец в это время дежурил в сельсовете, видел взрывы возле нашей хаты, но не мог бросить пост, чтобы узнать, что с нами. Тревожный остаток ночи мы слушали в хлебах, начинающихся за огородом, крики то ли перепелов, то ли – немецких диверсантов. Утром поползли слухи, что немцы выбросили десант, перерезали железную дорогу…