— Почему только внуков? Внучек тоже. У вашего отца, сир, кстати, нет какой-нибудь деревушки в три двора на продажу?
— Хотите купить? — удивился тот: если и был в роду у дриадской четвертушки кто-то из первого сословия, до сих пор она ни словом об этом не обмолвилась.
— Да подкинула бы деньжат Матиасу в долг, чтобы он своих детей завёл, даже приёмных, от какой-нибудь неглупой и энергичной вдовушки, а не нянчился с этим барашком.
Катриона, не сдержавшись, фыркнула. Волосы сир Эммет стриг очень коротко, под шлем, но даже такие короткие, они всё равно норовили завиться тугими колечками, а уж стоило ему месяц-другой не трогать их… вот уж точно барашек. И упрямства столько же — опять встал, перехватил щит поудобнее и заявил, что не понял этого приёма, можно ещё раз показать?
— Ревнуешь? — ехидно спросил Ренату Меллер.
— Пф-ф, не больше, чем к девочкам в борделе. Нет-нет, сир Кристиан, — усмехнулась она, увидев, как тот вопросительно выгибает бровь. — Славная тугая попка сира Эммета в полной безопасности. Матиас, как ни удивительно это для наёмника, да ещё и благородного сеньора в придачу, согласен на мальчишек, только если ни одной особы женского пола моложе шестидесяти в обозримом пространстве не наблюдается. Он, кажется, назначил себя приёмным дядюшкой сиру Барашку, раз уж мы тут застряли на неопределённый срок. Потому я и спрашиваю про деревеньку в три двора. Если дорогому напарнику скучно, пусть обзаведётся нескончаемым геморроем: посевная, страда, зимовка, подати, разбойники, жена, дети…
— Послушать вас, так жена и дети хуже разбойников, — заметила Катриона.
— Конечно хуже — разбойники ограбят и удерут, а жена и дети вцепятся, как пиявки, и всё им мало.
— Вот так и хочется проверить, — хмыкнул сир Кристиан, — правда ли вы женщина? Прямо речи старого холостяка слышу.
— А я и есть старый холостяк, — передёрнула плечиками чародейка. — Чем плодить остроухое отродье, я лучше двух-трёх учеников возьму на старости. Ученики — не дети и не внуки, им наставницу травить ради наследства невыгодно: пока она жива, всегда есть шанс узнать ещё что-то новое, а по сравнению с этим любой вклад Под Горой и любой дом, полученный в наследство, не так и много сто’ят. Для мага, конечно, — уточнила она. — Но любой маг из своего ученика невольно, даже сам того не желая, делает такого же одержимого — сила и знания, знания и сила, и ничего больше.
— Вот к Высокому Солнцу подкинут нам дриады мальчишку или двух, — буркнула Катриона, — и берите их в ученики на здоровье. Вроде бы сира Фрида говорила, будто дриадская кровь даёт способности к магии?
— Не обязательно стихийной, — возразила чародейка. — Это может быть талант, как у вашей хорошенькой гадючки — умение вырастить на голых камнях розовый куст из прошлогоднего черенка.
— Но вы же сами говорили, будто магию земли наследовать могут только женщины.
— В том объёме, в каком это считают нормой дриады, — уточнила Рената. — А жалкие, с их точки зрения, крохи — это по людским меркам нешуточный дар огородника. Как у того самого сира Клавдия, который в пригороде Озёрного умудряется выращивать томаты и эти… как их… — она нетерпеливо пощёлкала пальцами и вопросительно посмотрела на Меллера.
Тот помотал головой:
— Извини, я не знаю, о чём ты. У него многое растёт такое, что вроде бы в первую же зиму должно было помёрзнуть насмерть.
— В общем, это я и хотела сказать, — сдалась чародейка, так и не сумев вспомнить, что ещё такое удивительное выращивает сир Клавдий. — Возможно, ему перепала пара капель дриадской крови от какой-нибудь пра-прабабки… Как и сире Аларике тоже.
Когда они выбрались из подвала во двор, там как раз хлопотала «госпожа интендант» — командовала мужиками, пристраивающими длинные глубокие ящики у крыльца, своими ручками перемешивала землю для этих ящиков, подсыпая то песок, то золу. В тенёчке под навесом уже стояли небольшие ящички с рассадой, снятые наконец со всех подоконников (не то чтобы они сильно мешали Катрионе, но из них вечно подтекала грязная вода).
— А вот тут надо будет шпагат натянуть, — распоряжалась Аларика. — Через каждые локоть-полтора… Ой, сир Кристиан, я вас не узнала — богатым будете. Добрый день, — она сделала неловкий книксен: в высоких сапогах, в которые были заправлены, чтобы не вы’возить их в грязи, половинки раздвоенной юбки, изящно присесть не смогла бы, пожалуй, и придворная дама, не то что сеньора родом из мест глухих и диких (дядюшку Артура, наверное, икота мучила с этими без конца поминаемыми Катрионой глухими и дикими местами). — Простите за мой вид.
— Вы в любом виде прекрасно выглядите, — возразил тот. — Замужество пошло вам на пользу, я смотрю: поправились, похорошели… — Смотрел он на неё этак по-мужски оценивающе, и сир Эммет нахмурился.