Но пока он ехал по шоссе, то и дело выхватывая сигареты из пачки, лежавшей на правом сиденье, - так удобнее, чем доставать каждый раз из кармана... Вот уже скоро половина пути... Надо будет, подъезжая к городу, остановиться на обочине и настроить навигатор, чтобы вывел к этой самой больнице. Потом - хорошо бы припарковаться где-то снаружи, чтобы не надо было что-то там втолковывать охранникам; наверное, придётся поставить на участке, где в светлое время надо оплачивать стоянку... поставить "под штраф"... но об этом сейчас и думать как-то комично... Затем - зайдя уже внутрь, - узнать, где отделение нефрологии? Или хирургическое... наверное, эти операции всё-таки будут делать на хирургическом... впрочем, ладно, на месте узнаю!.. И пустят ли? Неужели объяснять каким-то санитарам, зачем я приехал?.. В принципе, можно воспользоваться журналистским удостоверением - тогда и с врачом переговорить дадут, с тем самым, который... и ведь он уже на месте должен быть, наверное? Ну, или хоть с дежурным... и вот тогда я всё и скажу, и добьюсь, чтобы направили на проверки; и только пройдя их, и если скажут... если скажут, что можно, - тогда раскрою ноутбук и напишу Аннет... только тогда!.. Нет, напишу заранее и сохраню текст, а если скажут, что годен, тогда отправлю!..
И опять вспомнилось Мишелю сейчас то, что сказала недели полторы назад в кафе та женщина, Натали Симоне, - о том, кто, избрав себе роль и участь "ферзя", уже не может вернуться в пешки, а будет всю жизнь пребывать тем, кому нельзя уклониться от стези решений и деяний... Подобно Тетрарху. Подобно этим двоим, выхватившим малышку из машины, и их одиннадцатилетней дочери. Подобно, может быть, и тому безвестному, убившему террористическую ячейку на островке в лесу... Для меня он безвестный, подумал Мишель; а комиссар и его спутница, наверное, и в самом деле знают, кто он... Да, наверное, знают - иначе это моё "Сказание" всё-таки вряд ли впечатлило бы их настолько, чтобы пожелать познакомиться с автором лично... А интересно, что они сказали бы, узнав о произошедшем сегодня?.. Нет, впрочем, не "сегодня" - он посмотрел на панельные часы, - это теперь уже "вчера", поскольку на часах - ровно четверть первого... Да, интересно было бы поговорить с ними об этом. Они ведь тоже услышат и прочтут о случившемся.
Мишель Рамбо не знал двух вещей. Он не знал, что Жозеф Менар, взволнованный так, как далеко не часто доводилось ему, подумал в эти же минуты о тех самых словах Натали. Ибо он именно сейчас - только что, - прочёл о случившемся, открыв служебную почту и увидев письмо, адресованное ему лично... рассылки он иногда ленился читать сразу, но это была не рассылка, это был рапорт на его имя.
И ещё не знал Мишель того, что Натали Симоне ничего больше в этом мире не услышит, не прочтёт и не скажет. Ибо она не далее как день с лишним назад, вчера вечером, была сбита насмерть наехавшим на тротуар близ стоянки у её дома джипом.
Комиссару Менару, начальнику её отделения, сообщили об этом через полчаса по служебному телефону. Он был дома, смотрел телевизор с женой, и ей довелось испытать неописуемый ужас, услышав, как дико, с надрывным полувсхлипом вскричал он - прекрасно владевший собой человек, - "Кто?!. Нет!.. О-о-о!..", лишь благодаря спазматически сжавшимся пальцам не выронив аппарат... Она судорожно вскочила, перед её мысленным взором пронеслись лица детей, внуков и внучки... у него, слава Богу, хватило душевных сил сделать успокаивающее движение рукой - нет, не семья; да и телефон же ведомственный, осознала она затем... и, заботясь уже только о нём, припала к его свободной руке, чтобы - не зная ещё, что случилось, - хоть чем-то поддержать... Он, побелевший до цвета извести, стиснув губы, чтобы не стонать в голос, с минуту слушал то, о чём докладывал позвонивший... потом сказал - и каждое слово было подобно бившему во врата осаждаемого города тарану: "Прессу не подпускать. Полная секретность. В семью поеду я лично. Сейчас выезжаю". Положив трубку, объяснил жене... Она слышала от него о Натали, в отношении к которой проскальзывало у него что-то отцовское - так что ни милиграмма ревности его рассказы не вызывали, - о Натали, умной и обаятельной, чуткой и впечатлительной. Чрезмерно чуткой, чрезмерно впечатлительной...