Случалось, мы с Оксаной и после созванивались, бывало, и встречались, только никакой душевности из этих встреч не вышло. И то сказать, кто я — старый инструктор, и кто она — герой-космонавт, участник первой высадки на Венеру. Её именем пионерские отряды называют, а моим зелёных юнцов, только прибывших на «Алмаз», пугают.
А отпуск я кое-как догулял. Съездил домой. Помню, то лето случилось особенно жарким. Дым с горящих торфяников заползал в город. И город жарился… нет, не так, город плавился, серо-белые прямоугольники жилых домов оплывали в колышущемся над асфальтом мареве, будто кубики масла, брошенные на тёплое блюдечко в курсантской столовой.
Помню, хотелось, безумно хотелось выпить «Бархатного». Постоять в тени растущей возле кинотеатра пыльной берёзки, и прямо из горлышка, из зелёной бутылки влить в себя тёмно-коричневую пенистую жидкость. Нельзя. Я в форме. Честь мундира и всё такое. А в кафешке никакого удовольствия из этого не получалось. Кружка оказывалась наполнена тёплой светло-жёлтой, кисловатой жидкостью с ублюдочным ободком пены вдоль стенок. Выпитое сразу выступало капельками пота на лбу.
Так всё и пролетело: друзья, родители, юг, санаторий, шелест волн по гальке. Что ещё? Глупая медсестричка, прижатая к стенке — зарделась и хихикает, рада, что на неё положил глаз пилот-космонавт. Ресторан. Танцы. Всё прекрасно.
Не мог я дождаться, когда этот незапланированный отпуск кончится, потому как, если тебя охраняют так же демонстративно и неусыпно, как мавзолей, отдохнуть всё равно не получается. Говорю без претензий, понимаю: дорого бы дали буржуи, чтобы разузнать, что я на шаттле делал, да не увидел ли того, что посторонним видеть не полагается. А кое-что я увидел, и даже с собой прихватил.
Ещё вытаскивая астронавта из кабины, заметил, что набезобразничавший осколок разворочал половину пульта. Внутренности наружу, провода, разъёмы, верхняя крышка сорвана. А внутри — кожух вычислителя: оцинкованный, неприметный, похожий на гробик. Хоть и выглядел этот гробик неважно, сильно мне приглянулся. Маленький такой, привёрнут с одного краешка, а вокруг полно свободного места, будто совсем под другую начинку пульт проектировался. У этого оцинкованного ящика одну стенку покорёжило, отверстие там получилось. Посветил я фонариком, электронные платы увидел. И до того захотелось этот чудной вычислитель забрать — чтобы знающие люди на него посмотрели. Потому что увидел я эти платы, и сразу понял, не такие они. Вроде всё, как надо. Сопротивления, катушки да конденсаторы. А ламп нет. То есть я понимаю, что их стараются использовать по минимуму, потому что не надёжны, а, главное, много места занимают. Но тут я удивился — как американцы сумели вообще без них обойтись?
К космической технике требования особенные. И к габаритам и к надёжности. Одно дело, если проектируешь сверхвычислитель для «Госплана». Хоть сто подземных этажей для него выкопай. А в космическом корабле сантиметры и килограммы на вес золота. Над уменьшением электронных компонентов большие НИИ работают. Но есть предел, дальше которого не получается.
Заинтересовал этот вычислитель из-за размеров. В том плане, что можно легко с собой прихватить. А спецы сами решат, интересно им в иностранной электронике покопаться, или не очень. Может, из памяти что-то для нас полезное достанут.
Спецам понравилось. Говорят, когда разобрались, что за штуковину я у супостата увёл, жуть, что началось!
Американцы, понятно, страшно это дело секретили. Ещё бы, такой прорыв. Кремниевый прибор заместо лампы — штука посильнее атомной бомбы. Что-то где-то всё равно просочилось, кто-то услышал, кому-то передал. Только и близко подобраться к новой технологии наша разведка не смогла. Мы и сами к тому времени начали с кремнием работать, но посмотреть, как идут дела у вероятного противника, очень хотелось. Даже сейчас от возможностей кремниевой технологии дух захватывает, а уж тогда…
Представляете, вычислитель с мощностью, как у легендарной «госплановской» супермашины, только умещается он в небольшой комнате? Сейчас это не кажется фантастикой, а тогда я не поверил, когда услышал, что речь идёт о сотнях тысяч операций в секунду, говорят, и миллион не за горами. Это же искусственный разум! А если помечтать? Боевые беспилотные скафы. В голове не укладывается! И маневрирование на сверхускорениях и длительность боевых дежурств не в пример нынешним.