Ещё три сказки, сказ и бонус

— Я — Конан-киммериец. Проездом в вашем Биркенте. Но уже успел наслушаться ваших местных… Хм-м… Легенд. А надо мне — мешок с золотом, который тут обещали за пустяковую работёнку. А поскольку ваша принцесса (Воздадим хвалы её прелестям и красоте!) — при всём моем безмерном к ней и её отцу уважении! — мне без надобности, как и половина этого вшивенького падишахства, я подыскиваю напарника для завтрашнего дельца. Если у нас получится — он заберёт эти самые полпадишахства и принцессу…

А я — мешок с золотом. Справедливый делёж?

— С…Справедливый. А… Почему ты говоришь это — мне?

— Потому что, как мне кажется, ты тут — единственный человек, действительно беспокоящийся о судьбе этой самой Малики, — при упоминании этого имени мальчишка снова дёрнул плечом и вспыхнул, лишний раз подтвердив подозрения Конана, — А не мешка с золотом и дармового титула придворного лизоблюда!

Паренёк опустил голову вниз, к стоптанным и выгоревшим туфлям, искоса глянув в сторону дворца, и опять закусил губу. Но когда поднял взгляд, Конан поразился: тот пылал такой страстью, что если б у варвара и имелись сомнения, то тут же исчезли бы:

— Твоя правда, чужеземец из Киммерии! Я… Я жизнь готов отдать за спасение Малики из лап этого… Этого… Не знаю, кого! Но в прошлый раз не смог участвовать: не хватило денег на госпошлину!

— Ну-ка, ну-ка, поподробней: что ещё за госпошлина?

— Ну, как, что за… — паренёк, казалось, опешил. Но быстро сообразил, — А, ты же чужеземец! И условий всех предыдущих попыток в день Марпита, нашего священного праздника, не знаешь! Так вот: после первого раза, три года назад, падишах решил, что незачем попросту пропадать деньгам богатых претендентов на звание наследного Принца. И определил сумму налога, который и завтра с утра будут взимать чиновники, отвечающие за сбор претендентского налога. Ну, то есть — с каждого желающего войти в отпертые ворота дворца!

— Так значит, ты…

— Да, я, наконец, набрал денег достаточно, чтоб заплатить. Ну, и оружие кой-какое прикупить…

— Ага. Отлично. Что ж, парень… Кстати, как твоё имя?

— Садриддин.

— Что ж, Садриддин, согласен ли ты объединить наши усилия на условиях, которые я предложил?

Паренёк замялся было, но тут же криво усмехнулся: похоже, над самим собой:

— Конечно, согласен, Конан-киммериец. Ты ведь с самого начала ко мне приглядывался, и понял, что мне плевать на золото и падишахство! Мне нужна только сама!..

— Знаю. Значит, договорились: завтра в полдень, здесь, у ворот.

— А… Почему — в полдень?

— Ну, как же! Я не люблю толкаться, занимать очередь, и препираться с ретивыми конкурентами, храбро, или нагло лезущими вперёд. Пусть все нетерпеливые и самоуверенные претенденты на должность зятя, уже войдут! Да и нам, — Конан хитро подмигнул, — спокойней будет, зная, что вперёд уже кто-то пошёл.

— Ага, понял. То есть, ты…

— Ш-ш! — Конан приложил палец к губам, — Не забывай: мы — на базаре. Здесь даже у стен растут уши. Так что, что бы я там не предполагал, высказывать вслух этого не надо.

— Всё понял. Ты предусмотрителен и осторожен, чужеземец. Кроме того твои… э-э… мускулы позволяют надеяться на то, что наши шансы…

— Скажем так: неплохи! — Конан поиграл налитыми буграми бицепсов, грудными и прочими мышцами, рельефно выделявшимися на его загорелом и как всегда обнажённом по пояс, на котором привычно висел огромный по местным меркам меч, торсе, — А сейчас нам лучше просто разойтись. До встречи, Садриддин!

— До встречи, Конан!

После того, как столь несхожие личности, и правда, разошлись, из узкого проёма между лавками высунулась чьё-то, похожее на лисье, загорелое почти дочерна, лицо. Взгляд внимательно прищуренных карих глаз испытующе упёрся вначале в спину киммерийца, а затем — и Садриддина. После чего, завернувшись в лохмотья-обноски поплотнее, неприметный тощий человечек убрался в свою нору.

В обеденном зале караван-сарая к вечеру оказалось не просто людно, а чертовски людно. Конану пришлось разделить стол с какими-то не то — скотоводами, (не иначе как пригонявшими баранов на продажу) не то — дехканами. Правда, эти измождённые и дочерна загоревшие бедолаги на неприятности не нарывались, и безропотно освободили по его требованию ставший привычным для него за последнюю неделю торец стола.

— Эй, Вахид! — Конан кивнул повару, которого видел прямо через широкий проём кухни. Когда усатый плотный зингарец обернулся на громовой голос, варвар закончил:

— Мне — как всегда.

Кивнув в ответ, мужчина с красным от пышущих жаром казанов, лицом, отвернулся к плите, что-то буркнув поварёнку постарше. Не прошло и минуты, как перед киммерийцем красовалось огромное блюдо с чуть не половиной барашка, зажаренного на вертеле. И, разумеется, добрая кружка вина — ёмкостью не меньше полбурдюка.