Бесстрастно, словно боясь навлечь на себя месть "революционеров" за невольное сочувствие к погибшим, в вахтенном журнале "Уссурийца" в числе других событий дня 3 марта было записано: "21 ч. 15 м. Убиты командир и инженер-механик. Отопление производится с берега". Но и эту запись, пусть даже без упоминания имен и фамилий, приходится в свете событий тех дней относить к поступкам гражданского мужества. Запись в журнале – это непререкаемый документ для следствия, которое, как казалось офицерам, не могло впоследствии не состояться. Скрытой формой протеста против убийств можно считать чистый белый лист журнала на "Финне" за 4 марта 1917 г. Бывший вахтенным офицером подпоручик по фамилии, как можно предполагать, Жаев сделал внизу листа лишь одну запись: "Сего числа убит на берегу в городе старший офицер миноносца лейтенант Генрих Львович Нейберг". Упоминаемый Г.К. Графом, он оказался на свою погибель в гостях на "Эмире Бухарском". И неисполненным долгом современных историков приходится, очевидно, считать поиск в вахтенных журналах имен погибших на всех зимовавших в те дни кораблях.
Трусливое Временное правительство ни о каких расследованиях произошедших массовых злодеяний не помышляло. И напрасно мать покончившего в те дни с собой командира "Москвитянина" капитана 2 ранга А.А. Рыжей (таких случаев было, по крайней мере, четыре) письмом из Одессы просила выдать ей тело своего погибшего единственного сына. Г.К. Граф вспоминал, что "даже похоронить мучеников нельзя было так. как они того заслуживали своей кончиной: боялись издевательств во время погребения. И ни революционные организации, ни революционный командующий флотом не брались оградить от этого. Они были тайком ночью отвезены на кладбище и наскоро зарыты. Первое время над их могилами нельзя было сделать и надписей на крестах, так как по кладбищам бродили какие-то мерзавцы, которые делали на крестах различные гнусные надписи". Так рождалась одна из новых "культурных" традиций, с которой нам не удалось расстаться даже сегодня.
В Ревеле – почти прифронтовом городе – провокации с убийствами офицеров не удались. Здесь в большинстве была вернувшаяся с передовой минная дивизия, где разжечь рознь между офицерами и матросами сразу не удалось. Порядок на кораблях сохранили. Но зато погромы в городе по "революционному" сценарию удались во всей полноте. Два дня толпы и в больших массах присоединившиеся к ним солдаты и матросы остервенело громили и грабили тюрьмы, полицейские околотки и помещения судебных учреждений. Тюрьму "Маргарита" подожгли, а заключенных выпустили, начальника тюрьмы убили.
Все дни, начиная с 18 февраля, по приказанию старшего на кораблях минной дивизии капитана 1 ранга Г.В. Вилькена в командах оглашались поступавшие одна за другой телеграммы командующего флотом вице-адмирала Д.И. Непенина. 2 марта он объявлял о своем решении поддерживать временный комитет Государственной Думы. Все это позволило сохранять на кораблях порядок. Но днем 2 марта манифестанты заполнили набережную у стоянки 4-го дивизиона, требуя, чтобы матросы присоединились к ним.
Чтобы не допустить толпу на корабли, пришлось, подчиняясь стихии обстоятельств, разрешить части матросов сойти на берег. Командирам с их офицерами оставалось лишь уговаривать матросов поскорее возвращаться на корабли. О процедуре оформления увольнений никто и не вспоминал. Лишь немногие остались на кораблях добровольно. Примерно то же, как вспоминал лишь неделю командовавший "Пограничником" барон НА. Типольт, происходило и на остальных кораблях. Так было и на бригаде крейсеров, и на пяти "новиках" 2-го и 3-го дивизионов, на стоявшем в паре с "Пограничником" "Охотнике", на кораблях другой пары "Генерал Кондратенко" и "Сибирский стрелок". Командовавший 4-м дивизионом капитан 2 ранга П.В. Гельмерсен (он же командир "Охотника") нашел правильную линию поведения, и расправ над офицерами на кораблях не произошло.
Новая жизнь, теперь уже с участием вскоре появившихся судовых комитетов, со скрипом, но налаживалась. Командиры со всем возможным тактом искали пути взаимодействия с этими новыми выборными органами матросского самоуправления. Но надежд "углубить" революцию большевики не оставляли. Случай представился 5 марта, когда состоялась городская манифестация с участием флота, войск и большей части населения. После обильных революционных речей, включая и выступавшего сидя на лошади начальника местной дивизии генерала Былим-Колосовского, войсковые части сделали небольшой круг по городу и начали возвращаться в казармы и на корабли. Уже в порту одни из их числа вдруг закричал: "Товарищи, сейчас мимо нас прошел офицер, который меня арестовывал". Тотчас же наргенская команда с криками "где, где" бросилась к проходившим уже без строя командам "Охотника" и "Пограничника".