Эскадрилья ведет бой

— Два, товарищ комдив.

— Отличился, значит?

Покрышкин перевел взор на Андрея Труда. Тот, улыбаясь развел руками:

— Моя группа не дралась — была в прикрытии… Отворилась дверь. В землянку вошел ноль-пятый и Копылов

— Товарищ полковник! — выпрямился он и вскинул руку к виску. — Группа вела бой с десятью «фокке-вульфами». Подробности доложить пока не могу. Станция наведения подтверждает падение четырех «фоккеров». Двух сбил я…

Все враз переглянулись, и на лице каждого можно было прочесть недоумение: арифметика — наука точная! И четыре — это лишь два плюс два…

Покрышкин, побагровев, приказал Копылову:

— Немедленно доложи расход боекомплектов по каждому самолету, проверь фотоконтроль. Копылов же докладывает:

— Вахненко и Жигалов израсходовали половину боекомплекта, Сухов — весь. В группе Труда весь боекомплект цел. Кассеты фотоконтроля на обработке.

Покрышкин пристально смотрит то на инженера, то на нашего «ноль-пятого»:

— Доложены результаты лишь по семи самолетам…

— О восьмом разрешите доложить отдельно, — нарушил неловкое молчание Копылов.

— Нет, докладывай сейчас!.. У нас не должно быть тайн от летчиков, которые дерутся вместе. Они должны все знать, доверять один другому!..

Понимаем: неудобно инженеру при нас докладывать комдиву о действиях «ноль-пятого».

Труд просит разрешения у комдива выйти из землянки.

Покрышкин будто и не слышит его. Сурово требует:

— Копылов, почему молчишь?!

Инженер виновато моргнул глазами, помешкал секунду — другую и тихо начал:

— На ноль-пятом израсходовано семь патронов крупного калибра. Работал только один пулемет. Остальной боекомплект цел.

— Пленка с ноль-пятого тоже на обработке?

— Нет: фотокинопулемет не был заряжен.

И тут комдив взорвался:

— Что ж это такое? Семью патронами сбил два «фоккера»! Ты что же — решил чужие победы присвоить себе? Мало своих? Датский! Ответишь головой, если эти два «фоккера» будут записаны на личный счет этого м… Проверь — и представь мне все материалы фотоконтроля и личные рапорты экипажей об этом бое. Наведи порядок: каждый самолет должен ходить на боевое задание с исправной аппаратурой фотоконтроля. А вам всем (Покрышки повернулся к летчикам) через час представить рапорта с точным описанием атак. Сравню их с данными фотоконтроля…

Комдив не выносил фальши, не допускал очковтирательства, презирал нечистоплотных людей. Он убежден был, что летчик, да еще истребитель, который ведет схватку один на один с противником, должен обладать высочайшими моральными ценностями. Он виделся ему не только бойцом, а еще и полномочным представителем своего народа, ведущего справедливую, честную, прямую, бескомпромиссную борьбу за утверждение справедливости на земле.

Стоим в раздумье. Обескураженные и растерянные. Неловко и обидно как-то: дожили — по чьей-то вине попали на подозрение. Нечестность и непорядочность одного обернулись недоверием ко всем. Впрочем, комдив принял правильное решение: проверить — и удостовериться, кто прав, а кто виноват…

А мысль идет дальше: «Что произошло с ноль-пятым? Ведь он здорово дрался на Кубани и на Украине. И вдруг стал „мудрить“. Недаром говорят, что слава портит человека. Мы прежде равнялись на него, старались брать с него пример. Учились у него. А как нам быть теперь?

…Бегут дни, как близнецы, похожие один на другой. Сидим однажды перед рассветом в кабинах в готовности номер один. Небо на востоке едва только начало сереть. Еще и сон не прошел — дремлется: очень устал за последние дни. Но чутко прислушиваюсь к радиообмену: наушники надеты. Правда, один немного сдвинут, чтобы можно было словом-другим переброситься с механиком. Иван Михайлович ветошью еще и еще раз Дотирает стекла, удаляет с крыльев капельки росы, выступившей за ночь на остывшем металле. Машина блестит, и он любуется «пятитидесяткой». Ухаживает он за ней очень тщательно, готовит

К вылету с какой-то одержимостью, внимательно осматривает все узлы

— Как за любимой ухаживаешь?.. Смеется:

— Куда уж мне! Возраст не тот…

— Да хватит, Михалыч! Все равно сейчас забрызгаю на взлете

— Та що це ты кажеш! Треба, щоб машина чиста була и справна!

А тут как раз взвилась вверх ракета: на взлет! Иван Михайлович раскрутил стартер. Двигатель запущен. Даю оборотыы, отпускаю тормоза. Истребитель тронулся с места, побежал быстрее, быстрее…

Путь туда же — в район переправ. Курс — на Тарнобжег.

Переправа, переправа,
Берег левый, берег правый.
Снег шершавый, кромка льда…
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, —
Ни приметы, ни следа…

Как же здорово сказано! С чувством, со смыслом, с душой… Не в этих ли местах бывал поэт и, вдохновленный увиденным, написал эти волнующие строки?!

Возвратились через полтора часа. Уже светло, и солнце косыми лучами пытается согреть землю. Еще тепло, но дыхание осени явственно чувствуется по ночам. Кое-где в лесу уже и листья в багрянец да в золото окрасились.

Зарулили, иду докладывать…