Эскадрилья ведет бой

— Понял? — и, обращаясь уже ко всем, Покрышкин напомнил:

— Об осмотрительности ни в коем случае нельзя забывать!.. Ну, а если видишь, что противник издалека ведет огонь, тоже маневрируй, уходя скольжением под трассу.

Слово по слову: разговоры, расспросы. Не успели страсти улечься, не успели ребята разойтись, а тут еще одна радостная новость:

— Слава Березкин жив!

— Где он? Кто сказал?

— Зачем — «сказал»? Вон он — в кузове сидит! — сияет от счастья механик старшина Иван Бовшин.

Можно себе представить, с какой болью слушали мы Вениамина Цветкова, вернувшегося из полета без своего ведомого!

— Березкин таранил «раму», — сообщил он командиру. — Оба самолета упали. Парашютистов не видел… Да и некогда было глянуть: с четырьмя «мессерами» пришлось драться…

Слушали его летчики, сочувствовали, только у начальника штаба заметно возникло какое-то недоверие к его докладу. Цветков ведь вернулся без своего ведомого и не мог толком объяснить, что и как произошло в бою…

И вдруг — Славка жив!

Бежим к остановившейся невдалеке машине. Взобрались на борт и вот видим на охапке соломы носилки и полулежащего на них друга. Лицо бледное, рука в бинтах, нога тоже.

— Привет, Слава!

— Здравствуйте, ребята!

— Досталось тебе, видать?

— Да, «угостил» фашист проклятый! Только и я ведь в долгу не остался…

— Что же теперь?

— Известное дело — госпиталь! Упросил вот медсестру, чтобы в полк завернули. Подходил уже Покрышкин, сказал, чтобы не волновался: подлечусь — меня обратно в полк заберет командир. Пошел в штаб бумагу в госпиталь готовить…

— Вот видишь, все будет хорошо: подлечишься — и снова на истребитель сядешь!

…Он вернулся в родной полк в канун Октябрьских праздников, вернулся в радостный для всех день, когда пришло известие: Киев — наш! А тут и Слава на пороге — слабый еще, но сияющий от счастья: добился своего!

Рассказывал потом, сколько пережил: ранения тяжелые — сустав на руке разбит, пальцы висят, нога отекает от ходьбы. Страдал от боли, но упорно разрабатывал руку и ногу. На медкомиссии вначале списать хотели, потом в транспортную авиацию согласились отправить. А он свое:

— Я ведь истребитель! Смотрите, все нормально — и рукой, и ногой могу действовать… Показывает, а боль такая, что искры из глаз. Но терпит, виду не показывает, даже улыбается.

Убедил врачей. Ладно, — сказали, — поезжай в свой истребительный полк…

Он вернулся в нашу боевую семью через два с лишним месяца, когда полк стоял в Аскании Нова. Представился Покрышкину. Тот обнял его:

— Ну вот — вернулся. Я ведь говорил — все будет хорошо!..

Слава еще не ведал, что о его подвиге знала вся дивизия, что в комсомольских организациях проходили собрания, на которых призывно звучали слова: «Драться, как дрался член комсомольского бюро полка младший лейтенант Березкин!..»

Тихий, скромный, немного застенчивый, он проявил в бою завидное мужество, волю к победе над врагом.

Не меньше мужества проявил он, чтобы отстоять свое право снова летать на истребителе, чтобы продолжать борьбу с врагом, драться, нести возмездие фашистам.

Он воевал отважно, дерзко. И завершил войну в небе Берлина и Праги.

Но вернемся к тому августовскому дню, полному неожиданностей. Он еще не закончился, когда боевой «баланс» подкрепили Николай Старчиков и его ведомый Николай Белозеров: прикрывая наземные войска в районе Сухая Балка, они сбили Me-109.

В этот день увеличили свой личный боевой счет Цветков, Олефиренко и Труд, сбившие ФВ-189, Ю-87 и Ме-109.

Через час, когда совсем стемнело, летчики потянулись на ужин. Богатый событиями день уходил в прошлое. Настроение у всех приподнятое, кое-кто предчувствовал, что нынешняя трапеза может затянуться: больше обычного суетятся официантки, комэски в сборе, зовут летчиков занять места за столами.

На месте и наш «ансамбль» — три старичка музыканта внимательно смотрят в сторону двери. В столовой она разместилась в просторной крестьянской хате — шумно, весело.

Вдруг грянул «Авиационный марш»: скрипка, баян и пианино заполнили ставшее тесным помещение мажорной, волнующей сердце мелодией.

Вошли Погребной, Покрышкин, Крюков, Ирина Дрягина. Следом за ними шагнул через порог начпрод с двумя чайниками в руках, за ним — загадочно улыбающийся командир БАО.

Андрей Труд моргнул Ивану Руденко:

— Расщедрился: к «наркомовским» добавку выдал! Что-то случилось!..

И впрямь: что происходит? Идут бои, сегодня вон как дрались! Ну, хорошо: радость победы на душе, радость, что вернулись Голубев и Березкин… Нет, что-то еще, чего мы не знаем…

Покрышкин и комиссар сели с первой эскадрильей, Пал Палыч устроился в кругу второй, а в третью заторопились командир БАО и помощник начальника политотдела дивизии по комсомольской работе капитан Ирина Дрягина.

Погребной встал. Все притихли.