Эскадрилья ведет бой

…Вторую неделю летчики осваивают новый истребитель. Когда впервые сел после лазарета в кабину, сердце сильно забилось в груди: «Вернулся в строй!..» По сравнению с «ишачком» эта машина сложнее в управлении, пилотировать ее не так-то просто, а ведь еще и стрелять надо, маневрировать!

Новый самолет существенно отличается от тех, на которых приходилось летать прежде, на нем установлено носовое колесо, и потому взлет и посадка имеют свои особенности…

Какое это счастье для летчика — снова держать в руке штурвал!.. Летчики отрабатывают то, что изучено «в классе» — в землянке, где проходят теорию, обстоятельно прорабатывают все, что услышано от старших, что записано в рабочей тетради. Приобретают навыки работы с прицелом, радиоаппаратурой. О, это большое дело — радиосвязь! Улучшится взаимодействие в бою, усовершенствуется управление экипажами. А это значит — крепче будут бить фашиста!

Тренажи, тренажи — и все на самолете. Но потом пошли полеты. Прилетели к нам два летчика из соседнего 45-го авиаполка — старший лейтенант Борис Глинка и младший лейтенант Иван Бабак, выпустили самостоятельно на новых самолетах руководящий состав нашего полка, а затем они начали вводить в строй и остальных летчиков.

Спарок пока нет, и навыки скоростной посадки нам дают на УТИ-4. Замечаю: врач все время держит меня в поле зрения.

— Все нормально! — говорю ему после очередного тренировочного полета. Он в ответ:

— Рад за тебя. Видать, счастливый ты, «солдат Сухов»! — и улыбается. Что у него в мыслях — не знаю. И не хочу знать: мне надо летать, все остальное — побоку!..

Любой ценой…

6 августа 1942 года один из истребительных авиаполков «раздвоился»: одна часть осталась на месте, а две эскадрильи «отпочковались» и по тревоге в срочном порядке перебазировались на новую географическую точку. Двадцать «чаек» на виду у Казбека перелетели через Кавказский хребет и совершили посадку на удобном для работы, мягком травянистом поле близ Орджоникидзе.

Уже сам по себе перелет был строгим экзаменом для летчиков, проверкой их пилотажного мастерства и штурманской подготовки. От погоды можно было ждать любых сюрпризов: метеобстановка в горах изменчива, коварна. Идти надо было на большой высоте над суровыми заснеженными скалами и глубокими ущельями. Люди знали: на случай вынужденной посадки шансов на удачу нет. Авиаспециалисты тщательно готовили машины к перелету. Летчики еще и еще раз изучали маршрут.

И вот — посадка…

Эти две эскадрильи обрели полную самостоятельность и, получив «статус» новой боевой единицы, сохранили за собой прежний полковой номер, но получили в придачу индекс «А». И отныне эта двухэскадрильная боевая часть именовалась 84-А истребительным авиационным полком. Что-то здесь было теперь от обозначения классов в школе.

Здесь жила добрая и славная традиция: «старички» тепло принимали молодых летчиков, заботились о них, создавали условия для быстрого ввода в боевой строй, помогали, учили, наставляли. Здесь царил особый дух, создававший тот психологический настрой, при котором летчик-истребитель видит главное свое предназначение: помогать другу в бою, уничтожать врага!

С фронтов идут неутешительные вести: четырнадцатый месяц полыхает война, кровопролитная, тяжелая. Враг совсем близко…

Трудное, очень трудное было время. По дороге, пролегающей близ аэродрома, идут в тыл обозы, потом движется вереница за вереницей усталая пехота, громыхая колесами, катит артиллерия, снова пехота, опять пушки — уже на «дутиках», машины. Потные, вконец усталые бредут пехотинцы. Опустив головы, не поднимая глаз, покачиваются в седлах казаки. Измотались в боях и теперь отходят, тоже с боями. Даже кони, и те словно видом своим выражают вину за то, что совершают этот вынужденный марш совсем не в том направлении — на восток.

Суровые, какие-то виноватые лица у солдат и командиров. Но их никто не осуждает: вон какие идут — перебинтованные, огнем опаленные, пороховым дымом закопченные. Видно, дрались стойко. Да слишком уж силы неравны! Отходят, спешат на переформирование эти разрозненные отряды.

Авиаторы молча провожают их взглядом. В глазах — печаль, в душе — сочувствие и боль. Тяжко на сердце, когда видишь такое, да еще где — на родной земле!.. А с высоты ведь еще виднее. Сердце кровью обливается, когда взору предстают отходящие наши войска. Значит, туго дело!..

Трудно сейчас, очень трудно всем — и пехотинцам, и артиллеристам, и авиаторам. И особенно кавалерии. Физически и морально. Не приучены казаки отступать. Их лихие натуры, их горячие кони словно созданы для стремительного, всесокрушающего удара. А тут поди сразись с бронированной силой, подставь себя и коня своего под губительный огонь, сжигающий, сметающий все живое!..

Но ведь надо сражаться. Иного выхода нет. А как будет завтра? Не исключено, что будет еще труднее…

Мы, молодые, готовимся к боям. И наряду со старшими товарищами примем на свои плечи все тяготы и лишения войны, все трудности жестоких боев.