Эскадрон «Гильотина»

Веласко, хотя и не разделял до конца радости народных масс, поддался всеобщему настроению. Этому способствовали и перемены к лучшему, происшедшие в его собственной жизни. Он напился. Он танцевал. Он позволял подшучивать над собой, позволял себя оскорблять. Его называли гусаком, коротышкой, франтом, тупоголовым — ему было все равно: был праздник и нужно было праздновать. А все остальное было неважно. Назавтра все забудется. Толстая вульгарная женщина, курносая, с огромным ртом, из которого пахло псиной, с потерянным взглядом, стала его подругой на эту ночь. В ее объятиях Фелисиано забыл обо всех своих сомнениях.

Веласко проснулся под железнодорожным вагоном. Рядом с ним, полуодетая, в порванной блузке, громко храпела вчерашняя толстуха. Чуть поодаль спали другие пары. Одежда Фелисиано была в грязи. Он промок и замерз. И плохо помнил события прошедшей ночи.

Веласко осторожно, чтобы не разбудить толстуху, выбрался из-под вагона, отряхнул грязь с одежды, кое-как пригладил остатки волос. В десяти метрах от него, в луже, лежал труп парнишки, спина которого была изрублена мачете. Веласко долго смотрел на парнишку: было жаль его — совсем молодой… Потом вынул из кармана несколько монет, бросил их рядом с толстухой и отправился на поиски Алвареса.

Алварес тоже провел ночь не один: Веласко застал его спящим в обнимку с высокой, худой и некрасивой проституткой.

— Алварес! Алварес! — Фелисиано тряс помощника за плечо.

— М-м-м-м-м…

— Вставай.

— М-м-м-м… сейчас… встаю… Погоди минуточку…

Алварес широко зевнул, сбросил с себя ногу проститутки и поднялся.

— Что еще? Что случилось?

— Нужно поторопиться. Сегодня у нас несколько казней. И у меня много поручений от генерала Вильи.

— И кто у нас сегодня — свиньи или куры? — Алварес с хрустом потянулся.

— Не свиньи и не куры.

— А кто тогда?

— Каррансисты.

— Кто-кто?

— Говорю тебе: каррансисты.

— Свиней больше не будет?

— Больше не будет.

Алварес от радости так завопил, что разбудил нескольких человек.

— Ш-ш-ш…

— Замолчи, козел!..

— Дай поспать, так тебя и разэтак!!!

Алварес был счастлив: наконец-то гильотину будут использовать для более благородного дела, чем отрезание голов курам.

Он чувствовал себя причастным к созданию удивительной машины — ведь это он выковал железную пластину, служившую ножом! — и ему было досадно видеть то унижение, которому она подвергалась. И теперь она снова займет положенное ей место, окажется там, где должна быть всегда: в центре событий.

Алварес не смотрел на Веласко как на кумира, но в глубине души испытывал к нему уважение. Он восхищался талантом своего начальника, его выдумкой, его творческой мыслью.

Фелисиано и Алварес обнялись.

— Поздравляю, лиценциат!

— Да, еще новость, — добавил Веласко, — я больше не лиценциат.

— А кто?

— Начиная со вчерашнего дня, я полковник революционной армии и имею честь сообщить, что тебе присвоено звание капитана.

— Капитана?! — Алварес не верил своим ушам.

— Именно так: капитана.

Алварес снова завопил во всю силу легких:

— А-а-а-у-у-у-у-у-у-я-я-я-я-я!?!

— Да замолчишь ты?!

— Заткнись, скотина!!!

— Убирайся, не то пристрелю!!!

Опасаясь, что кто-нибудь из разбуженных Алваресом в гневе изрешетит его, Веласко увел своего подчиненного подальше, туда, где бурные проявления радости не могли бы никому помешать.

— У меня есть для тебя еще одна новость, Хуан: генерал Вилья объявил нас самостоятельным эскадроном.

— А-а-а-у-у-у-у-у-у-я-я-я-я-я!!!

— Нам нужно набрать еще двадцать человек. Как тебе все это нравится?

— Твою мать!!!

Все утро полковник Веласко и капитан Алварес занимались тем, что искали подходящих людей. Отбирали из тех, кто был меньше пьян и более сообразителен, чем остальные. В их число попал и китаец, с которым Веласко ехал в Мехико в одном вагоне. Именно так в революционную армию вступил знаменитый Чинг Вонг Су, о чьих подвигах можно прочесть в не менее знаменитой книге «Чинг Вонг Су и мексиканская революция. Аналитическое исследование», написанной австрийским историком Хельмутом Мюллером. В состав нового эскадрона вошли также Индалесио Рубио, Хулио Дербес, Фиодоро Мартинес, Маседонио Кабеса-де-Вака, братья Трухильо (не все, только тринадцать младших) и один англичанин — сэр Джеймс Лопес. А еще они заручились помощью дона Пабло Гутьерреса Овандо, старого солдата, отличившегося еще на войне с французами.