Эскадрон комиссаров

— Ну как, товарищи, с вызовом-то? Послезавтра собранье.

Один из второвзводников нагнулся и, стукая о дощечку скребницей, ответил:

— Так ить што ж, мы не против, не знаю, как другие.

— Другие тоже не в поле обсевок, — буркнули ему от лошадей.

— Значит, так и сказать первому-то взводу?

— У нас у самих языки есть. Верно, ребята?

— Правильно.

— Ясно. В чем дело? — поддержали остальные.

...И вот они, смущенно толкаясь, робея, будто на экзаменах, вошли в первый взвод.

— Ну? — сказал один.

— Чего «ну»?

— Кто начнет-то?

— Да хоть бы ты.

— Валяй, Кадюков.

Кадюков откашлялся и протолкался вперед.

— Так мы, значит, пришли, товарищи. Согласны. Хоть и была у нас неувязка одна, ну ничего. С кем не бывает! А што касается вызова — примам. Постараемся выполнить. Постараемся, ребята?

Красноармейцы улыбнулись светло и надежно. Из рядов первовзводников — дружные хлопки, ободряющие и веселые.

Так вступил в соревнование второй взвод.

4

От конюшен слышны ласковые, баюкающие перезвоны шпор дежурного. Легкий ветер чуть слышно разговаривал с едва рисующимися на фоне неба кленами плаца.

От флигелей отделились две фигуры, и скоро к ним подошел с рапортом дежурный. Высокий что-то сказал дежурному, тот секунду постоял в нерешительности, потом отрывисто прыгнул к висевшему у двери колоколу и лихорадочно задергал веревкой.

День-день-день-день!.. — тревожно, взмывающе загудел колокол. На конюшне заыкхали, зацокали вскакивающие лошади, на деревьях захлопали крыльями всполошенные вороны. Звон гудел не переставая.

Дневальный трясущимися руками зажигал «летучие мыши» и, не давая разгореться фитилям, задувал их истошным, бесперечным криком:

— Трево-ога! Трево-ога!

В казарме молчаливая, глухая, судорожная возня, будто в искромешной драке онемели все. Но вот зазвенело оружие, звонко залепетали шпоры, завзвизгивали муфточки поясных пряжек, и лестница загремела от десятка бегущих ног.

От конюшни, припав к гривам, в сумасшедшем галопе проскакали командирские коноводы.

Смоляк, ширкая электрическим фонариком в хвосты уезжающих, отмечал:

— Леонову — уехал.

— Маслову — уехал.

— Твоя, командир. Коновод, стой! Здесь командир. А вон и Банат, Баната сюда-а!

Конюшня ожила. Зафыркали подседланные, выводимые лошади, тревожно заржали оставленные еще заводные. От строившихся взводов, под командой помкомвзвода Исакова, отделился десяток всадников и сразу взял крупную, сбивающуюся на мах рысь.

— Командир, по плану тревоги выехал разъезд, — предупредил военком.

— Разъезд? Остановить!

— Исаков, сто-ой! Вернитесь!

Гарпенко и Смоляк вскочили в седла и на коротком галопе подскакали к построенному эскадрону.

— Товарищи, город взят синими.

— Тш-ш! — У новобранцев екнуло в груди, и сердца начали давать перебои.

— Вечером форсированным маршем части синих выступили на Аракчеевку и Бронницы с целью отрезать нас от остальных частей дивизии.

Мертв эскадрон. Даже лошади навострили уши и не переступают. Легкий озноб щекочет и скребет молодых, неопытных бойцов.

— Наша задача: уничтожить передовые части синих, заставить развернуться их главные силы и удержать до подхода частей дивизии. Разъезд! Можно двигаться. Донесения — по достижении Горбатого моста и дальше по встрече с противником.

— Эскадрон! За мной шагом м-ма-арш!

По обочинам глухо зацокали подковы. По сторонам дороги, впереди, сзади эскадрона темными пятнами маячили дозорные.

— Товарищ командир, товарищ командир! — хрипло, придушенно звал новобранец. — А патроны-то... холостые.

— Какие же тебе надо? — бормочет товарищ.

Минут через пятнадцать встали. Эскадрон был спешен, приказано осмотреть седловку.

— Курить бы, — вздыхает один.

— Они вот тебе покурят.

— Кто?

— Синие... «кто»! — передразнил какой-то злюка.

Впереди взметнулось в седле большое тело Гарпенко, за ним вразнобой сели остальные, и эскадрон двинулся снова. Взяли рысь. Непривычные к ночной езде молодые красноармейцы на заворотах и приемах в стороны то совались вперед, то сползали в стороны, позорно для кавалеристов хватаясь за переднюю луку или гриву.

— Уф, черт!.. На колокола прямо, — стонет один отрезкой спирающей дыхание боли.

— А ты шлюзами крепче держись, а на стремена-то меньше дави, чтобы только не срывались, — советует старослужащий.

Не доезжая до места, к командиру на галопе подъехал разведчик. Едва сдерживая-пляшущую лошадь, он хриплым шепотом докладывал:

— Уж я хотел ехать, а потом смотрю так на свет, а у него за плечами палка. Винтовка — думаю.

— Скорее докладывайте. Чего вы мне как сказку рассказываете!

— Командир Исаков приказал сказать, что замечен противник на Горбатом мосту, — скороговоркой доложил подъехавший.

— Вот и все. Езжайте обратно и передайте, чтобы продолжал выполнять задачу.

— Есть выполнять задачу! — Красноармеец дал повод и сейчас же растаял.

Съехали вовсе с обочины и перешли на шаг. Командиры шепотом учили красноармейцев, как нужно заставить коня идти тихо, как на цыпочках. Мягкая прошлогодняя листва скрывала топот, освобожденная дорога томилась в безделье.

Пук... Пук... Пук-пук!.. — слабо донеслось с моста. Эскадрон остановился. Красноармейцы, привстав на стремена, напряженно вслушивались.