— Нельзя, — глухо вздохнул Ширяев. — Запродано уже за границу и деньги, наверно, израсходованы на заказ оборудования.
Он рассеянно стучал пальцами по столу, невидящими глазами смотрел в окно. Слышались взвизги пил, хлопанье досок, глухие вздохи машин. Бригадиры смотрели на Ширяева, ждали, что он доскажет сам, но предзавкома молчал. Его пальцы стучали все тише и тише и наконец тупо уперлись в стол, замерли.
Карпов, сдерживая голос, спросил:
— Как же теперь?
— А? Да... Вот что, — Ширяев поднялся, глубже надвинул кепку. — Вы в три зайдите, может, сегодня соберемся.
...На улице бригадиры решили сначала зайти к директору, поговорить с ним о процентах, без которых нельзя возвращаться в эскадрон, и кстати узнать его решение о дополнительном задании.
В заводоуправлении трещали звонки, хлопали костяшками счеты, между столами бегали с бумагами счетоводы, конторщики, бухгалтеры.
Ошеломленный деловой сутолокой, цветными, с запонками, галстуками и поблескивающими стеклами очков, Кадюков попятился было к выходу, но остановился, пойманный Липатовым за гимнастерку.
— Погоди. Не съедят.
А Карпов был уже там, между столами. Выбрав из сидящих поочкастее и поплешивее, он смело тронулся к нему и, хлопнув шпорами, спросил:
— Вы будете директор?
Сидевший за столом вытер перо тряпочкой, осторожно положил, поднял очки на лоб и по-гусиному вытянул шею к Карпову.
— Вам что?
— Мы бригада, насчет договора.
— Договора? Какого договора?
— Ну, который подписывали с эскадроном.
— С каким эскадроном?
— То есть как с «каким»? — обиделся Карпов. — Нашим. Мы обязались насчет рубки и стрельбы, а вы — насчет производительности.
— Ничего не знаю.
— Как не знаете? Соцсоревнование заключили, а не знаете?
— А! — обрадовался сидевший — Это вы не туда, вы идите в завком к товарищу Ширяеву.
— Были мы у Ширяева, он сказал к директору, — соврал Карпов.
— К директору? Вы тогда и идите к директору.
— А вы рази не директор?
— Нет! — озлился плешивый. — Только мешают!
Он убрал голову в плечи, рывком посадил очки обратно на нос и, схватив ручку, сунул ее в чернильницу.
— Кто же вы тогда? — спросил удивленный Карпов.
— Я? — злобно вскинул очками плешивый. — Счетовод!
— Что же вы тогда мурыжите меня сколь время?.. А еще с очками!
Карпов сердито крутнулся, налетел на барышню, ойкнул и вылетел к своим.
— Ну что, узнал? — спросил его Липатов.
— Чего?
— Где директор-то?
— Сам узнавай! — огрызнулся Карпов.
Проходивший рабочий показал им на одну из высоких двустворчатых дверей, и они, обходя столы, вошли в нее.
В комнате было двое рабочих. Один — рябой, с прокуренными усами — сидел на столе, держал на коленке блокнот и что-то чиркал в нем. Другой, в брезентовой куртке, стоял закуривая.
— Директор здесь помещается? — спросил у них Липатов.
— Здесь.
Красноармейцы прошли к стене и сели там на стулья. Рабочий в куртке раза два затянулся и ушел, оставляя за собою сизую полоску дыма.
Рябой спрыгнул со стола и, оглядывая бригадиров, спросил:
— Вам что, товарищи?
— Нам директора, — сурово сказал еще не остывший Карпов.
— Зачем вам его? — ухмыльнулся рабочий.
— Надо, — Карпов закинул ногу на ногу и отвернулся к окну.
— Вы не из Аракчеевки? — спросил опять рябой, поворачиваясь к Липатову.
— Да, из Аракчеевки.
— Ага, подшефники, значит? Ну, как у вас там? Рубите? Эка вы загорели как, красота! Эх, черт, я ведь тоже в кавалерии был! Вы что, по делу?
Он пробежал по кабинету и опять заскочил на коричневый пузатый стол.
Липатов, вглядываясь в рябого, почувствовал, как больно тоской заныло сердце. Вспомнил свою кочегарку, перекурки, шутки рабочих. Вспомнил, что слесарь Спирин точь-в-точь так же, как этот рябой, запрыгивал на станок, вытаскивал на коленку кисет и, стараясь перекричать стальной звон и железные вздохи завода, орал: «3-за-куривай!» Слесари, токари, машинисты и подручные размазывали масляную грязь на руках, грудились вокруг Спирина, и вскоре над толпою, как от догорающих углей, поднимались ленивые струи сизого махорочного дыма, Липатов шуровал, подкидывал, «жевку» и тоже подходил к группе, вытирая на лице едучий, смешанный с гарью пот. Это мимолетное воспоминание недавнего родного прошлого потянуло Липатова к рябому, потянуло к заводу, обратно в жестокую кочегарку.
— Мы бригада, — повернулся он к рябому. — Проверить договор.
— А-а! Вон что! Бригада? Что же вы молчите-то? Вы где были, или прямо ко мне?
— А ты кто будешь? — повернулся к нему Карпов.
— Я? — удивился рябой. — Я — директор. Вам меня надо или завком?
Карпов не ответил. Его безбровое, конопатое лицо вспыхнуло краской стыда и досады. Еще дорогой Карпов думал, как молодцевато подойдет к директору, хлопнет шпорами, козырнет и вообще припылит немного, форснет, покажет, что он не вообще военный, рядовой, а красноармеец Красной Армии и цену себе знает. А тут вдруг этот рябой испортил весь план, из-за него вместо культурности и сознательности он показал грубую невежливость. А все потому, что директор рябой, с прокуренными усами, прыгает на стол и, сидя, болтает ногою. Карпова прошиб пот, он, гремя стулом, поднялся.