Эскадрон особого назначения

– Меня обчество послало передать вам, что мы как один на вашей стороне. Вы, ежли что – только скажите, а мы… – от волнения он проглатывает половину звуков, потом путается и не знает, что сказать.

Поддержка от своих бойцов многого стоит.

– Спасибо, братец! – от всей души обнимаю унтера. – Не переживайте, все будет в порядке. Вот увидишь!

– Да как не переживать-то! – в сердцах восклицает он. – Вы ж всегда за нас были! С нами в атаку завсегда ходили, в одном окопе сидели, из одной миски хлебали… Да если б не вы!..

У меня самого слезы наворачиваются на глаза, в горле тугой комок. Ради таких моментов и стоило жить.

Отвернув голову – а ну как увидят, что почти плачу, сажусь на коня. Говорю ординарцу, что сопровождать не нужно. Ехать недалече.

– Вы уж возвращайтесь быстрее, – просит Кузьма. – А мы за вас все вместе помолимся. Чтоб значит, благополучно прошло.

Офицерское собрание – звучит громко, на самом деле это более-менее приведенная в порядок солдатами китайская изба. Судя по коновязи – сегодня тут будет аншлаг, вижу не один десяток лошадей. Собираются почти все офицеры полка, кроме дежурных.

Буфета нет, рюмочку для успокоения не опрокинешь – да и не нужна мне эта рюмочка. Лучше на трезвую голову.

Чувствую себя прокаженным – никто из офицеров не подходит ко мне, чтобы поздороваться или приободрить. Сплошь безразличные, а то и неприязненные взгляды. Все это крайне неприятно и совсем не мотивирует.

Интересно, с чего бы это?

Подъезжает Шамхалов. И только мой непосредственный командир, спешившись, подходит ко мне.

– Как вы, Николай Михалыч?!

– Да как-то не очень, – признаюсь я.

– Надеюсь, вы не сдались?

– Ну уж нет! Я – русский офицер, сдаваться не привык.

– Тогда будем сражаться за вас.

– Скажите, а почему другие офицеры полка настроены против меня? Неужели для них так много значил этот ферт Вержбицкий?

– Дело не в Вержбицком. Дело в вас, – признается он.

– И что я такого натворил?

– Наверное, вам больно будет это услышать, но… Вы очень отличаетесь от других офицеров, вы не такой, как все. Вы постоянно что-то придумываете, делаете какие-то странные вещи, нарушаете привычный ход вещей. Людям не нравится новое. К тому же многие считают вас зазнайкой и выскочкой.

Задумчиво кусаю губу. Понятно… Как и в любом другом коллективе – никто не любит белых ворон. А я действительно не такой, как подавляющее большинство офицеров. И вроде бы мы с ними делаем одно общее дело, вот только мои идеи и поступки раздражают, и раздражают вдвойне, если они сопровождаются успехом.

С таким мне приходилось сталкиваться и в прошлой жизни. Вроде все течет, но ни хрена не меняется. Во всяком случае, в армии…

Господ офицеров просят пройти в залу.

В темном прокуренном помещении воздух сперт настолько, что трудно дышать.

На возвышении стол, накрытый зеленым сукном, за ним находятся судьи – вроде бы тоже мои боевые товарищи, но поди ж ты… Снова ни капли сочувствия на лицах, что-то вроде презрительных гримас и кривых ухмылок.

М-да… Будет гораздо сложнее, чем я думал.

Роль председателя суда исполняет подполковник Николай Николаевич Мирбах, в полку его прозывают НикНик. Он объявляет заседание суда открытым.

– Штабс-ротмистр Гордеев!

Я поднимаюсь и приветствую его кивком подбородка.

– Суд общества офицеров собран по приказу командира полка. На нем будет рассматриваться ваш поступок в отношении штабс-капитана Вержбицкого. Мы хотим установить обстоятельства и причины его трагической гибели.

Звучит патетично – трагическая гибель! Будто речь идет не о предателе, который сожрал содержимое ампулы с ядом, а о георгиевском кавалере…

– Вы готовы нам рассказать все, как было?

– Так точно, готов!

– Тогда прошу начинать.

Я никогда не был оратором, мне привычней другое: уничтожать врага всеми способами. Говорильня – не мое. Но… раз пошла такая пьянка…

– Все началось с того, что наш отряд, действовавший в тылу врага, обстреляла артиллерия. Били прицельно – у меня сразу появилось ощущение, что кто-то корректирует огонь вражеской батареи. Как выяснилось позже – я был прав…

Я старательно, в лицах, разыгрываю сценки из тех событий. Как начинаю подозревать Вержбицкого, как устраиваю ему ловушку и как он в нее попадается.

Первым не выдерживает один из собравшихся офицеров – комэск первого эскадрона с простой и хорошей русской фамилией Смирнов.

– Кто может подтвердить ваши слова?! – громко выпаливает он.

Перебивать выступающего не принято, но с осуждением его поступка никто не спешит, даже председатель суда.

– Мои подчиненные. Например, братья Лукашины.

Смирнов презрительно фыркает.

– Они могут просто выполнять ваш приказ. Есть кто-то еще, кого суд мог бы посчитать независимым источником?

Хреново… Мало того что не верят моим словам, так еще и подвергают сомнениям рапорты моих бойцов.

– Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм… Он был свидетелем происходившего.

НикНик разводит руками.

– К глубокому сожалению, мы не можем сейчас его опросить. Подполковника вызвали в военную контрразведку.

– В таком случае у меня нет других свидетелей, – признаю я.