Эскадрон особого назначения

– Что ж… извольте, – развожу руками, а сам шепчу Ивану на ухо, чтобы был поосторожнее с гордостью российской журналистики. Пред-упреждаю: – Зашибешь или поломаешь – башку отверну.

Казак кивает.

Гиляровский сбрасывает с плеч бекешу, а с головы свою запорожскую папаху.

Оба поединщика медленно сходятся в центре площадки, кружат, не сводя друг с друга внимательных глаз.

Неуловимое движение Ивана, и шея Гиляровского оказывается в жестком захвате. Плечи Дяди Гиляя бугрятся мускулами, он хекает и высвобождается из захвата, как скользкий обмылок из неловких пальцев.

Должно быть, какая-то французская штучка, недаром в цирке Гиляровский боролся с лучшими силачами своего времени, да и потом стал в Москве членом-учредителем первого Русского гимнастического общества, был даже какое-то время его председателем.

И вот уже Иван пыхтит в замке рук Владимира Алексеевича, лицо его багровеет.

Но и казачья выучка многого стоит. Гиляровскому удается оторвать противника от земли, но тут оборотень выворачивается и с кошачьей грацией приземляется на одно колено.

Рывок. Иван отскакивает от противника, разрывая дистанцию.

Оба стоят, тяжело дыша и не сводя взгляда друг с друга. Иван обозначает движение, Гиляровский тут же словно перетекает в сторону.

Противники замерли. Круг зрителей затаил дыхание.

И тут оба выпрямляются, жмут друг другу руки и обнимаются. Два мастера признали равенство сил и мастерства.

Тайком показываю Ивану оттопыренный вверх большой палец в знак одобрения.

– Вашбродь… – Кузьма тихонько толкает меня под локоть, – там Жалдырин с Буденным прислали сказать, что у них все готово для спытаний энтих… ракетных снарядов.

– Силен ваш казак… – Гиляровский подходит к нам, надевая на ходу бекешу с папахой, – в какой-то момент я думал – каюк, не вывернусь. А я ведь каждый день стараюсь тренироваться.

– Владимир Алексеевич, мне необходимо отлучиться на испытания одной новой приспособы. Могу назначить вам провожатого, походите по расположению, посмотрите, пообщайтесь с бойцами…

– А можно с вами, Николай Михалыч? Нутром чую, вы что-то необычное будете испытывать.

– Не могу отказать.

Едем с королем русского репортажа на наш импровизированный полигон.

Одалживаю Гиляровскому смирную лошадку – не пешком же ему тащиться, а тачанки у меня все при деле, да и не для пассажирских разъездов они.

Мой барабашка-ординарец на своей коняге держится чуть позади, готовый выполнить первый же приказ или распоряжение.

– Владимир Алексеевич, откройте тайну, что за французский прием вы использовали, чтобы вывернуться из захвата моего казака?

– Да особой тайны тут нет. Только прием не французский, а… японский.

– Вы бывали в Японии?

– Не довелось. Но был у меня учитель – дядька Китаев, беглый матрос. Этакий квадратный человечище… Руки, как у обезьяны, длинные. Лет шестьдесят ему было, мне, подростку, он казался тогда каким-то сказочным богатырем.

– Так уж и богатырем?

– На медведя без ружья ходил с одним ножом. Медведь на задние лапы, пасть разинет, дядька Китаев ему полушубок в зубы, ножом – прямо в сердце. С одного удара валил. Десяток мужиков с ним совладать не мог. Расшвыривал их, как котят, и матерился не то по-японски, не то по-китайски. Теперь уже и не понять.

– Фантастическая личность, – восхищенно присвистываю я.

– Не то слово. Его еще в юности забрили в матросы, так он в каждом порту устраивал драку, через это и зубы все потерял. В конце концов, провинился так, что его приговорили к расстрелу. А он в море кинулся и того… Попал к японским рыбакам. Потом несколько лет жил в Китае. Он меня и научил многим премудростям, да и вообще к гимнастическим упражнениям приохотил.

Гиляровский, помолчав, добавляет:

– Никто мне, кажется, не помог так в жизни моей, как Китаев своим воспитанием. Сколько раз все его науки мне вспоминались, а главное, та сила и ловкость, которую он с детства во мне развил.

Владимир Алексеевич роется в карманах, выуживает пятак, зажимает его меж пальцами и сгибает пополам. Протягивает мне.

– Разогнете?

Я верчу монету в руках и так и этак, пытаюсь… Хрен бы там!

Как он это делает? Фантастика!

С сожалением мотаю головой, возвращаю монету Дяде Гиляю.

– Увы…

Тот усмехается и разгибает ее обратно. Протягивает мне.

– Держите, Николай Михалыч, на память.

– Спасибо. Будет моим талисманом.

Бережно убираю монетку в нагрудный карман кителя. Забрасываю удочку на будущее:

– С удовольствием бы взял у вас несколько уроков…

– За чем же дело встало? – удивляется Гиляровский. – Кончится война, милости прошу ко мне в Москву…

– Сперва надо, чтобы она кончилась. Ну и уцелеть, конечно.

– Вы правы.

Подъезжаем к полигону. Спешиваемся.

Журналист с любопытством вертит головой.

На огневой позиции два пусковых станка и три варианта ракет.

Китайские старинные технологии представлены Сяо Мином и Хуа Бином: примитивная тренога из жердин, на которой установлены в трубках четыре шестовые ракеты: топливная часть из полого колена бамбука, боевая – бумажно-тряпичная «головка».